Несколько человек обратили внимание на эмиграцию Дмитрия Кленовского. Как он мог в 1942 году оказаться в Германии? Хочу заверить, предателем родины он не был. Во-первых, увы, к 1942 году в Германии оказалось несколько миллионов русских военнопленных, из них больше миллиона погибло, многие вернулись после войны в Советский Союз, но многие и остались. Этих многих тоже было – миллионы. И далеко не все из них были власовцы. Неужто, миллионы ПРЕДАТЕЛЕЙ РОДИНЫ? Тогда объясните, почему у русских столько предателей? Ни у какой другой страны столько предателей не воевало против своего народа? Да и в первую мировую никаких "власовцев" у нас не было. Откуда же взялся миллион русских, служивших в разного рода "власовских соединениях"? Хотя, должен признать, что и из власовцев вышло немало писателей, художников и музыкантов. Тот же Олег Красовский, редактор журнала "Вече", Борис Филиппов – известный историк литературы и прозаик, Борис Башилов – ныне любимый автор "Нашего современника", Леонид Ржевский и другие.
Но Дмитрий Кленовский не был ни военнопленным, ни власовцем, что видно уже по возрасту (Род. в 1893 году.) Во-вторых, был и другой поток – особенно с территории Украины, когда эшелонами на работу в Германию отправляли насильно сотни тысяч рабочих и специалистов. Если бы немцам подвернулись Галя или ледоруб, вполне могли бы тоже загреметь в трудовые немецкие лагеря. В случае отказа загремели бы уже в другие лагеря – смерти… Многие из этих сотен тысяч, отправленных в Германию на работу, тоже после войны остались за границей, разлетелись по всему свету. Так оказался в эмиграции и Дмитрий Кленовский. Галя наивно предлагает, мол, Кленовскому надо было уехать в Ташкент, а не в Германию. Интересно, как же он мог из оккупированной немцами Украины переехать в Ташкент? Кстати, Галя, проживающая в Канаде, могла бы поговорить с уцелевшими эмигрантами второй волны. Им пришлось гораздо хуже, чем ей при переезде в Канаду. Впрочем, в своих поездках по русской диаспоре за рубежом я уже не раз сталкивался с таким явлением и в США, и в Австралии, и даже в Израиле. Вдруг сытые мигранты из России от тоски превращаются в суперсоветских патриотов. И нас учат, как любить Россию…
Либеральный еженедельник "Open Space.ru" 31.07.2009 в статье о поэзии "Варварство – эллинизированное, мир – пластмассовый, действие – прямое" даёт аншлаг – "Взрослые Гандлевский и Медведев, детский Сатуновский и недетский Бондаренко; поэзия на BBC, а поэт – в тюрьме", и далее пишет: "Активизировалось на этой неделе и консервативное крыло. Во-первых, можно было бы упомянуть известный текст В.Топорова о В.Гандельсмане, но комментирование публичных доносов не входит в задачу этой колонки. Владимир Бондаренко в газете "Завтра" представил свой вариант рейтинга "50 русских поэтов XX века". Список начинается Случевским, заканчивается Губановым, а внутри Е.Евтушенко соседствует с С.Куняевым, П.Васильев с О.Мандельштамом, Д.Самойлов с Т.Глушковой. Список показательный, такой мог бы выйти из-под пера умеренно консервативного советского критика брежневской эпохи, если бы ему чуть ослабили идеологические вожжи. Впрочем, В.Бондаренко и есть такой критик. Он, однако, выглядит образцом умеренности и компетентности на фоне А.Ермаковой, опубликовавшей в "ЛГ" рецензию на книгу "Солнце без объяснений. По следам XIV и XV Российских фестивалей верлибра: Сборник стихотворений"…"
Не знаешь, обижаться или гордиться. Впрочем, если идти от истинных установок критики ХХ века, в том числе и советской, то я согласен с обозначением себя как "умеренно консервативного советского критика", ибо критика ХХ века, в том числе и советская, воспринимала литературу, как и в античные времена, не просто как развлечение или забаву, а как прямое воздействие на душу человека и на всё общество в целом. Сегодня господствует совсем иной взгляд на литературу. Сами же либералы признаются в крахе постсоветского либерального искусства. Поэт Максим Амелин указывает на пластмассовость современного ему искусства: "Вещь недолго и нетрудно изготовить по определённым шаблонам, но, в то же время, она недолговечна в употреблении и совершенно взаимозаменяема. Одна пластмассовая ложка вполне заменима другой пластмассовой ложкой. Вот такая у меня концепция. Поэтому такое бесконечное количество поэтов, каждый сезон приносит новых гениев, и потом их напрочь забывают через сезон". Поэт Александр Кабанов ещё более откровенен: "Нужно изначально понять, что писать стихи – это удовольствие телесного уровня. Как только ты это понимаешь, ловишь этот кайф…"
Я думаю, что все критики моего поколения и старше, от Топорова до Чупринина, от Аннинского до Лобанова, от Курбатова до Латыниной – такие же "советские критики брежневского времени", кто поконсервативней, кто полиберальней, и не считают поэзию телесным наслаждением или же пластмассовой ложкой. А что касается моей консервативности, то она и заключается в том, что как консерватор, как охранитель прошлого я не могу отказаться при составлении своего рейтинга даже от чуждых мне поэтов типа Евтушенко (читайте мою статью "Оральный пафос Евтушенко") или Багрицкого. Консерватор не сбрасывает никого из заслуживающих поэтов минувших дней с корабля современности. А либерал, забыв спокойно и о Павле Васильеве, и о Юрии Кузнецове, составит весь список из бесконечного повторения своих "четвёрок" от Пастернака до Мандельштама, постепенно снижая качественный уровень до Веры Инбер и Ильи Эренбурга. Когда-то Владимир Маяковский любил посмеиваться, читая вслух пародию одного из консерваторов: "Дико воет Эренбург, Повторяет Инбер дичь его. Ни Москва, ни Петербург Не заменят им Бердичева". И ещё. Похоже, что Виктор Топоров так же, как Ефим Лямпорт или Изя Шамир, прочно вписаны в чёрный ряд "консерваторов". С чем и поздравляю своих коллег.
Интересно, а либералы из "Open Space.ru", возмутившись моим сопоставлением разных имён, поинтересовались, как Осип Мандельштам относился к Павлу Васильеву, а Давид Самойлов к Татьяне Глушковой. Ведь, это всё – тоже "советские поэты", и отношение к поэзии друг друга у них никак не определялось по пятому пункту или по идеологической направленности.