Но почему-то не озаботились Иван Кириллович и Мария Игнатьевна лестными предложениями, молча выслушали пришельцев, поблагодарили, да и проводили непрошенных гостей восвояси.
Мария Игнатьевна открыла дверь. В переднюю важной походкой вошли строгие и насупленные судебные приставы, как и положено в подобных случаях, облачённые в форменную одежду; сухо представились и показали служебные удостоверения; затем предъявили исполнительный лист на гербовой бумаге, подписанный судьёй, о взыскании задолженности и, наконец, постановление о возбуждении исполнительного производства, вынесенное службой судебных приставов.
Время шло; приставы стали выносить вещи.
Мария Игнатьевна взяла со стула пакет и они с Иваном Кирилловичем вышли из квартиры, спустились на лифте в вестибюль дома, который враз стал чужим, и не спеша вышли на улицу.
Их окружили соседи.
– А сами-то вы куда?
– Люди добрые, прощайте! Простите, если что с нашей стороны было не так – столько-то лет жили с вами вместе. Что останется – возьмите себе; особенно книги – это самое ценное, что у нас было...
– Куда же вы?
Мария Игнатьевна и Иван Кириллович побрели вдоль дома, оставив последний вопрос без ответа. Соседи молча смотрели им вслед.
Парк был пустынным. Накрапывал дождь. Тощий пёс с опущенным хвостом протрусил по лужам и скрылся за деревьями в густом тумане.
Они молча шли по аллее, такой знакомой им за многие годы, их согбенные фигуры постепенно скрывались в туманной мгле. Они прошли меж кустов с наклюнувшимися почками, что росли у большого старого дуба. Кусты были не по-весеннему голы, а небо темнело всё больше.
Сели они на холодную и мокрую скамейку. Долго молчали. Иван Кириллович медленно встал и поцеловал Марии Игнатьевне руку. Она тоже встала. Они обнялись, поцеловались и молча сели. Мария Игнатьевна раскрыла пакет…
Так скорбно и закончился для двух праведных стариков этот несчастный день весны 2009 года – как говорится, Царствие им небесное.
К вечеру туман рассеялся. Сквозь прорехи в облаках плеснуло солнце; лучи упёрлись в края пухлых облаков, отразились от них и осветили парк, засверкали в лужах; голубой лоскут разрас-тался с каждой минутой.
И долго ещё кувыркались в голубом небе над густыми зарослями парка – среди которых выделялся мощный, разметавший в разные стороны свои шершавые руки, старый дуб – два белых голубя, утопая в лазури, которую так любила всю свою жизнь Мария Игнатьевна; а на ветках дуба начали проклёвываться почки – приближалась весна.
В пакете кроме опустевшей пластмассовой бутылки, фарфоровой чашки и обёрток от снотворного осталась записка, в которой Мария Игнатьевна и Иван Кириллович просили в их смерти никого не винить и похоронить их в одной могиле. Деньги на похороны лежали там же, в конверте.
Похоронили их в одной могиле в грубо сколоченных и покрашенных в чёрный цвет гробах на Перепечихинском кладбище под Москвой, почему-то на участке, где обычно хоронят бездомных…
Тихо и незаметно уходило поколение созидателей... Жизнь продолжалась.
Иван БОЧКАРЁВ СО МНОЙ РОССИЯ
МАТЬ ЕСТЬ МАТЬ
Вставать с лежанки рано неохота,
И снятся сны на утренней заре,
А мать не спит, у ней кипит работа –
Успеть на кухне, в доме, во дворе.
Как молока душистого, парного
Внесёт с мороза полное ведро,
Тогда поймёшь, что стоят очень много
Её заботы, ласки и добро.
И ближе матери нет в мире человека.
Она хранит и мысли и сердца.
Нужна всё также крепкая опека,
И нужен верный, зоркий глаз отца.
Как хорошо, когда семья без спора
Вся на одной поместится скамье!..
И счастлив тот, кто не познал раздора,
А вырос в дружной, слаженной семье.
И я не мог себе представить муки
Забыть черты знакомого лица,
Забыть тот голос, тёплый взгляд и руки,
Остаться вдруг без матери, отца.
Их теплота, их воля и участье –
Какую роль смогли сыграть в судьбе!
И сколько здесь невычурного счастья
В простой крестьянской кроется избе!
Под вечер мать закроет плотно ставни.
Уютно в доме, клонит подремать...
Люблю отца, он друг, он мой наставник,
А мать люблю за то, что просто – мать!
ИЗ ТРЁХ ЭПОХ
Первый шёл в боевом ополченьи,
Нёс меча двустороннего клин.
Был второй в Бородинском сраженьи,
Третий брал в сорок пятом Берлин.
И стоят здесь из многих лишь трое,
А посмотришь – так вырвется вздох:
Эти трое – России герои
Из трёх разных, великих эпох.
Не стремятся к почёту и славе,
А спокойно стоят на жаре.
Все – как будто стоят на заставе
Над Москвой, на Поклонной горе.
На лицо они схожи, как братья,
Так как родственен меч со штыком.
Смерть одна их встречала в объятья