Клюев для Блока, по Куняеву, – выразитель правды народной, по Азадовскому, – "эталон честности и гражданственности". И в качестве иллюстрации Азадовским приводится следующая дневниковая запись Блока: "Дважды приходил студент, собирающий подписи на воззвании о ритуальных убийствах (составленном Короленкой). Я подписал. После этого – скребёт, на душе тяжёлое (у Блока запятая стоит не после "скребёт", а после "на душе". – Ю.П.). Да, Клюев бы подписал, и я подписал – вот последнее".
Ранее Станислав Куняев уже прокомментировал этот эпизод в "Ритуальных играх": "Достали Блока. Дважды приходили. "Скребёт на душе", оглядка за помощью на Клюева… Не выдержал великий поэт давления "либерального террора" и признался сам себе в своей слабости…" ("Наш современник", 2005, № 8).
Естественно, что практически все исследователи творчества Н.Клюева обращают внимание на его внешний вид, которым начинающий поэт шокировал публику в Петербурге. В.Базанов в так называемом "ряжении" Клюева видит прежде всего манифестацию своей духовной родословной, своей связи с национальными традициями, уходящими корнями в Древнюю Русь. То есть о ряженьи как таковом в понимании одного из первых исследователей Клюева речи не может идти. Л.Киселёва в необычности поэта предлагает видеть "своеобразный культурный подвиг юродства" ("Наш современник", 2005, № 8). Стилизация – вот, с точки зрения К.Азадовского, ключ к жизни и творчеству Н.Клюева (Азадовский К. Жизнь Николая Клюева. – С.-Пб., 2002). Эту идею подхватывает и развивает К.Кедров в рецензии на книгу К.Азадовского ("Вопросы литературы", 2003, № 3).
Подобную версию применительно к Клюеву, Есенину, Клычкову, Ширяевцу одним из первых озвучил Вл. Ходасевич в письме к Александру Ширяевцу. Сие письмо, как и реакцию Сергея Есенина на него, Куняев приводит в рецензии "Чем Русь издревле дышит…" ("Наш современник", 2008, № 8). Естественно, что и сам критик высказывает свою точку зрения по данному вопросу. Процитировав Ширяевца, "Дыши всем тем, чем Русь издревле дышит…", он заключает: "Поверить подобным строчкам и её автору в начале ХХ века для многих не представлялось возможным – отсюда и толки о "стилизации" и "маскараде", не утихшие по сей день".
Итак, публикация глав книги "Ты, жгучий отпрыск Аввакума…" в очередной раз подтвердила очевидное: подавляющее большинство работ Сергея Куняева посвящено поэзии ХХ века, а самые объёмные среди них – это исследования о писателях первой трети столетия. Об объёме проделанной работы и масштабе творческой личности Куняева дают представление уже называвшиеся работы и те, которые ещё не звучали. Это такие статьи, как "Городу и миру" (1989) об А.Ахматовой, "Поэт возмездия" (1997) об А.Блоке, "Жизнь и поэзия Михаила Кузмина" (1988), "Этот воздух пусть будет свидетелем…" (1993) об О.Мандельштаме, "Голос в серебряном просторе" (1986, 2006) о С.Маркове, "Сражений и славы искатель" (1990) о Б.Корнилове, "Победивший косноязычье мира" (2003) о Н.Заболоцком, "Мой неизбывный верто- град…" (1982, 2002) о Н.Тряпкине, "Между миром и Богом" (1986) и "Путь к Христу" (2001) о Ю. Кузнецове и др.
Названные и неназванные работы позволяют утверждать, что Сергей Куняев анализирует творчество авторов, принадлежащих к, если перефразировать название его рецензии, "основному стволу" отечественной поэзии ХХ века. Другие же якобы русские стихотворцы (как, впрочем, и прозаики), все эти русскоязычные посредственности и таланты, возведённые в ранг гениев либеральной кликой, Куняева мало интересуют. Как правило, о них критик говорит походя – и это очередной его творческий принцип – как о сорняках либо паразите омёле, опутавшей "основной ствол" русской литературы.
Поэтов и прозаиков, попавших в поле зрения С.Куняева, можно условно разделить на три группы. Первая – это авторы, чьё творчество частично или полностью выпало из истории отечественной словесности (о них достаточно много уже говорилось). Вторая группа – писатели, которых можно назвать "трудными классиками", к коим я отношу авторов, чьё значение признано многими исследователями и читателями, а творчество вызывает непрекращающиеся бурные споры, взаимоисключающие оценки. Юрий Кузнецов из этой группы писателей, и не случайно о его поэзии появилось две статьи Куняева (уверен, будут ещё). Третья группа – "пока не классики", то есть авторы явно первого ряда, чьё творчество по разным причинам не стало общепризнанной классикой, но таковой, безусловно, является. Среди данной группы писателей у Куняева есть очевидные фавориты – Николай Тряпкин, Леонид Бородин, Вера Галактионова. Произведения двух последних прозаиков анализируются в статьях ""Дон Кихоты" и "третья правда"" (1990), "Беззаконная комета" (2001), "Умрёт Толстой. Что тогда?" (2003).
Немало у Сергея Куняева и статей – откликов на разножанровые публикации последних двух десятилетий, которые есть критика в "чистом виде", контактный "бой" с объектом эмоционального, живого, детального, убедительного анализа. Среди них, в первую очередь, следует назвать такие блестящие статьи, как "Исповедь примадонны" (1993) о мемуарах Галины Вишневской, "Женщина без мифа" (1998) о книге А.Ваксберга, посвящённой Лиле Брик, "И свет, и тьма" (2004) о статье К.Азадовского "Переписка из двух углов империи", где речь идёт о Викторе Астафьеве, Натане Эйдельмане, и не только о них, "Ахматова в зазеркалье Чуковской" (2007) о мемуарах Лидии Чуковской.
Статью о гениальной Вере Галактионовой "Беззаконная комета" Сергей Куняев заканчивает показательно для себя: "Ветер опустевшего века разносит слова, что заклинают людей помнить себя лучшими. Слова, повествующие о любви, участии, милосердии, о детском простодушии.