Поля, дороги, облака, криницы –
Всё то, что заморозила война.
Эта картина была хорошо знакома и Кузнецову. Он её дал только чуть иначе, по-своему. Кузнецовский вариант начинался так:
Послевоенные годы… Я помню мой городок,
Безбрежные сковывал лужи тонкий и бледный ледок.
А у ларьков по суткам обоймы очередей.
Хлеб выдавали по карточкам, но не было хлеба вкусней.
Конечно, огрехи были и у Неподобы, и у Кузнецова. Но ребята брали своей искренностью. Потом они выросли. И что? Кузнецов нашёл новый образ в подаче этой темы, вспомним хотя бы его стихи начала 1970-х годов "Возвращение" или "Завещание". А Неподоба так и застыл в своём поэтическом мышлении на уровне середины 1960-х годов. Это я к тому, как важно быть напечатанным и услышанным вовремя. Неподобу кубанское литначальство искусственно задержало, не пустило в нужный момент в большую литературу, и человек, по сути, сломался. Он сначала остановился в своём развитии, а потом попросту стал деградировать. Лихоносов позже очень точно заметил, что стихам Неподобы не хватало страдания.
Это не значит, что все, кто нашёл в себе силы вырваться из провинциального омута в Москву, потом обязательно обретали шумную известность. Москва – это тоже не мёд. В столице, естественно, возможностей, чтобы заявить о себе, подняться, всегда было больше. Но и скрутить башку здесь проще. Олег Чухно, к примеру, тоже, как Кузнецов, думал, что если переберётся с Кубани в Москву, быстро докажет свою востребованность. Однако Москва встретила его весьма неприветливо. Её не впечатлили ни футурологические изыски бывшего кубанского учителя, ни акмеистические опыты. Чухно так и не смог подняться выше окраинного поэтического мышления и поэтому вскоре вынужден был не солоно хлебавши возвратиться в провинциальный ад. Он впоследствии так и умер в безвестности в каком-то заштатном станичном доме инвалидов.
Тянуло ли потом Кузнецова на Кубань? Наверное, ностальгия была. Но он понимал, что дважды в одну реку войти уже не удастся.
Борис Споров ЛАНДЫШИ (Песни неволи)
Памяти Ю.К. Тола-Талюка
– 1 –
Ландыши, ландыши, ландыши...
Ласковый тихий свет.
Ландыши, белые ландыши –
Память минувших лет.
– 2 –
Милая, помнишь Малахово –
Просеку, лес и луг?
Как ты восторженно ахала –
Море цветов вокруг!
Помнишь, наверно, помнишь:
В ландышевом снегу
Розовым цветом шиповник
Лёг в очертания губ...
(Нет, не расскажут строки:
Было, а вдруг – во сне?!)
Боже, как мы жестоки
К юности и весне.
Губы девичьи губы –
Робкая в теле дрожь...
Был я, наверно, грубый;
Сеял, наверно, ложь...
В небе хмельная просинь
Жажду мою утоли!
И кто-то ландыши бросил
В губы твои…
Только теперь о многом
Выпало сожалеть
И за уральским порогом
Совестью переболеть.
Мир оказался строже –
Весь он в огне и льду.
А думалось: "Ну и что же –
Повернусь и уйду!"
Уйду без твоей подачки
Этапом уйду в затвор –
Туда, где Россия плачет
И пляшет отчаянно вор!
Уйду рабом-властелином
В манящую жизни даль!..
Как в коридоре длинном
Замерли поезда.
И кто-то окликнул смело,
И кто-то руку подал:
На дело.
На дело?
На дело! –
И кто-то – продал.
Вот и затмило тучами
Наш поднебесный кров.