Можно сказать, по инерции, на малом газку я покатил "спарку" в сторону взлётной полосы – так тихо и торжественно, как разве что в старину на катафалках покойников возили. Катил, поди, минуту да грустил. На полосе развернул самолёт по её осевой линии, запросил на СКП разрешение взлетать, вывел турбину на максимальные обороты, а когда двигатель взревел, я снова, как в тот день, когда с огромной скоростью пронёсся мимо двух полков "летающих крепостей", забыл обо всём на свете – и разгневанного инспектора, и предстоящий разбор полётов с поркой по полной программе. Двигатель "спарки" ревел и нёс меня на высоту во власть неизъяснимых наслаждений полюбившейся стихии.
В зоне, разве только для приличия и из-за уважения к званию полковника Фатина, я доложил ему о готовности выполнять задание, а получив на то разрешение, попёр машину на глубокие виражи с таким остервенением, что сразу же почувствовал тревогу сидящего за моей спиной дядьки. Сначала он постукивал по ручке управления самолётом, потом по телефону я услышал сдавленный от перегрузки голос инспектора: "Не тяни, не тяни так сильно!" Он, понятно, тревожился, как бы не сорваться в штопор. Но когда чувствуешь машину каждой клеточкой своего существа – это не страшно. На подсказки и команды инспектора я вежливо только отвечал: "Понял" – и тут же бросал "спарку" с переворота в глубокое пикирование, разгонял скорость и тянул на боевые развороты и "петлю" с ещё большим окаянством! А что уж было терять пролетариату – "кроме своих цепей"…
Фатин взял управление самолётом – решил показать, как грамотно должны выполняться пилотажные фигуры. После каждой из них спрашивал: "Понятно, как надо?" Я, как прилежный ученик, слушал инспектора, но тот ученический пилотаж, на который он настраивал, откровенно говоря, давно прошёл, и я всё делал по-своему.
Что подвигло тогда давно не щенячьего возраста пилота на явное отклонение от расписанного, как по нотам, задания, не знаю, но в какой-то момент, похоже, смирившись с моей работой в зоне, он вдруг спокойно, как-то по-домашнему просто сказал: "Дай-ка ручку управления. Покажу тебе кое-что…" И это "кое-что" было уже из другой оперы – высшего пилотажа, который молодым лётчикам выполнять ещё не полагалось. А показал мне инспектор Фатин фигуру под названием "двойной боевой разворот".
Всякие там "петли", "полупетли", "ранверсманы" хорошо выполнять под вальсы Иоганна Штрауса. А "боевой разворот" – это незаменимая фигура для воздушного боя. Вздыбил самолёт через левое плечо – и через несколько секунд ты уже на высоте, ушёл от атаки противника – сам готов дать ему под хвост! Ну, а "двойной боевой разворот" – маневр похитрей. Начинаешь его, как обычный. На 90 градусов в наборе-то высоты только развернул машину и тут же энергично, в сторону того разворота, – хрясь "полубочку"! – и крути аппарат, который тяжелее воздуха, так же с набором высоты, но уже в другую сторону.
Фатин вторую часть маневра выполнил осторожно – с малым набором высоты. Двигатель-то на "спарке" не как на боевом самолёте – слабоват. Так что опять озабоченность – не свалиться бы в штопор. Словом, "двойной боевой" в исполнении инспектора особого впечатления на меня не произвёл и, едва он закончил его, я тут же не слишком застенчиво спросил: "Разрешите, повторю?.." Фатин, похоже, не ожидал такого поворота инспекторской проверки и сразу ничего не ответил. А мне ну просто не терпелось показать кое-какие элементы "истребительского пилотажа", отработанные в порядке самообразования, проще говоря, контрабандой.
Тайную эту программу мы разработали в холостяцком общежитии с лейтенантом Фомиченко, руководствуясь при этом, на наш взгляд, здравой мыслью: если завтра придётся сойтись в бою с наглыми янки, они же не будут спрашивать, как у нас с планом подготовки молодых лётчиков. И тот "двойной боевой разворот" я уже проверял в воздушном бою, правда, пока учебном.
Давно было замечено: люди равнодушные, бездарные или просто ленивые, чтобы держаться на плаву, а то и оказаться в передовиках, – как нынче трындят агитки "Я – лучший!" – забалтывают своё окружение. Скажем, известный Горбачёв, получив диплом юриста, и месяца не работал по специальности, которой государство обучало его несколько лет. Вычислял паренёк: на хрена портки протирать за 900 рэ в какой-то юридической консультации. И пошёл в райком комсомола – просто говорить. Нести любую чушь, но чтоб выглядело это убеждённо, с искренним таким, душевным порывом. "Слава КПСС!" – говорил Миша Горбачёв, глядя в толпу людей, уставших от работ в поле, шахте, в штормящих морских походах. Так и говорил – до сияющих для себя любимого кремлёвских высот. Иль вот газовщик Черномырдин. Та-акую государственную физиономию скорчит – куда там до неё Петру Столыпину! Прямо весь в думе и заботах о судьбе народов…