И знаю я точно, царапая лиру –
Раз нужен хотя б одному человеку,
То это важнее, чем целому миру.
КАРТИНКА
На берегу огромного залива
Сижу и устремляю взор на запад,
В ребристой кружке золотится пиво,
И от сетей витает рыбный запах.
Вокруг шумит беспечный город Акко,
Как будто в предпоследний день Помпеи.
Моя невыразимая Итака,
Несущий ужас танец Саломеи,
Рычанье катеров и мотолодок,
Собаки лай и крики муэдзина –
Такой вот сумасшедший околоток,
Нескладно-разноцветная картина.
Плеща в залив расплавленными днями,
Похоже, что со всей вселенной в ссоре,
Ложится вечность синими тенями
На камни, отшлифованные в море.
Вот облака – ягнёнок убелённый
Взрослеет, выпирая из размеров.
…Уходит солнце, бросив луч зелёный
В развалины причала тамплиеров.
REQUIEM
На огромнейшей свалке поверхность рыхла и горбата,
По железу под вечер стекает предсмертный извилистый пот,
И ложится туман воплощеньем густым аромата
Запылённых годов, недопитых чаёв и истоптанных бот.
Vita brevis est, кто ж сомневался, конечно же, brevis.
Только грянул хорал, а уже ноты кончились, зал опустел.
Можно вжаться друг в друга, от стужи немыслимой греясь,
Поражая весь мир бутербродом живым неистраченных тел.
Упирается линия жизни в запястье, что явная лажа,
Чем струльдбругом на свалке смердеть, лучше вспышка – и свет.
Остаются от нас угольки, что прекрасно, но мелкая сажа
Всё же чаще являет наследие тех неприкаянных лет.
Спинка стула, обрывок конверта, часы без стекла и браслета,
Полусмытое фото, на нём — никого, даже нет пустоты.
Где-то осень, весна и зима, где-то лето и где-то
На краю этой свалки совсем растерявшийся ты.
***
У меня совсем непросто дела –
Видно, осень за собой повела,
И навязчиво стрекочет сверчок:
"Что же ты себя проспал, дурачок?"
Одиночество – болезнь головы,
Сам с собой перехожу я "на вы".
Временами я по небу плыву,
Заменяя белизной синеву.
Омовение озябшей души –
Ты об этом никому не пиши.
Никому не интересен карниз,
От которого есть путь только вниз.
Мне с недавнего, такая беда,
Стали нудны и скучны города,
Даже улицы, где счастлив бывал,
Даже те квартиры, где ночевал.
Хоть порою, как последний балбес,
Ля бемоль меняю на соль диез,