Выбрать главу

"…мужики, закончив первый упряг, потные, обсыпанные сенной трухою, скидывали заскорбевшую рубаху и забродили в реку по колена, плескали парной водою на лицо и шею, фыркали как кони. Потом садились под копёшку покурить. Бабы же омывались чуть осторонь за первым кустом, где поотмелей: подтыкали юбки и бережно, млея, обливали ноги повыше колен, прыскали на щёки и, пристанывая по-голубиному, припускали горстку влаги за ворот ситцевой кофточки на жаркую грудь. Потом, задумчиво постояв, вглядываясь в обрызганный солнцем разлив реки, слегка покачиваясь от протекающего меж пальцев песка и ёжась от щекотки, возвращались на стан…"

А?!. Речь парная – и сам будто умылся, прочитав и перечитав.

Любуюсь твоим миром, дедушко.

Ольга Павлова БЫТИЕ КАК ТРАГЕДИЯ

В.В. Кожинов полагал, что одной из причин "разрушения сознания" современного русского человека была утрата представления жизни как трагедии, начавшаяся с "советских времён", когда, "в связи с идеей коммунизма", "усердно вбивался в головы людей" рационалистический подход к миру и утопия общества, организованного по модели "идиллии". Вместе с тем именно "осознание трагедийности жизни вызывает в мыслящем человеке чувства достоинства и гордости", так как, понимая конечность своего земного существования, "человек всё равно делает своё дело" вопреки тому, что "мир встречает это сопротивлением", а потому заведомо "обрекает себя на страдание". "Оправдание" и "обоснование" жизни заключено в уяснении каждой отдельной личностью "трагедийности бытия", сущность которой отражает противостояние истинного и мнимого, вечного и земного, божественного всеведения и человеческого знания. Оттого "переживание бытия как трагедии" неразрывно связано с религиозными чувствами людей.

Подобное мирочувствование художественно исследовано в романе В.В. Личутина "Беглец из рая".

При определении специфики творческого метода писателя следует в первую очередь прислушиваться к мнению самого художника; особенно это касается автора-современника. Личутин же неоднократно называл себя "писателем-реалистом". В свете этого "Беглец из рая" – реалистический социально-философский роман о современности; точнее – о России в период перехода от ельцинского к путинскому правлению. Его главный герой и рассказчик Павел Петрович Хромушин, в прошлом диссидент и личный советник Ельцина, "душевед" и "без пяти минут доктор психологии", в принципе, является идеологическим двойником автора. И на это указывает не только то, что этому герою Личутин передоверил свои сокровенные мысли о России, её историческом пути и русском национальном характере, но и то, что он отчасти одарил его собственной биографией, заставив метаться между Деревней и Городом. В своих интервью Личутин неоднократно признавался: "Город – исчадие дьявола, нация сочиняется на земле, а в городах она сожигается… По воле обстоятельств я затесался в Москву, в её теснины, похуляю их, но верю, что люди должны размывать города и возвращаться к природе". Местом отдохновения и обретения душевного равновесия для писателя является изба в рязанской области, недалеко от Касимова. Но, по его признанию, рязанщина, хотя и "хороша", она, "сонная, опущенная в болота и леса", не идёт ни в какое сравнение с Поморьем – "необыкновенной обетованной землёй по природе, языку, по музыке, разлитой в воздухе". Подобно автору, герой-рассказчик Павел Петрович Хромушин, также "тридцать лет тому назад добровольно забредший в городскую каторгу", спасается от неё, перебираясь на полгода в "Жабки рязанские", обосновавшиеся "на берегу вихлявой темной речушки Прони". Город для Хромушина – "осьминог", "стозевное чудовище, пьющее живые соки из матери-земли", а в людей "впрыскивающее яды из разбухшей разлагающейся утробы", превращающее их в "безмолвное покорное стадо" "порчельников" и в итоге "пожирающее" их.

В поэтике личутинского романа противостояние Деревни и Города не исчерпывается смыслами прозы русских "деревенщиков", восходящими к романтическим оппозициям "патриархальность – индустрия", "соборность – индивидуализм", "свобода и духовность – обезличивание". Для Личутина Город – это прежде всего символ Запада, по пути которого Россия ошибочно пошла со времён Петра I. "Что за бессмыслица завладела Россией? – размышляет он. – Для какой странной затеи Город, борясь со своим кормильцем уже триста лет, окончательно покорил деревню? Неужели только для того и затеяно было лютое сражение с деревней, чтобы с гибелью крестьянства и самому лопнуть и иссохнуть?" Эти риторические вопросы героя-идеолога метафизически углубляются Библейскими символами, и повествование о русском Городе, который автор уподобляет "новому Вавилону", "увязшему в пошлости и сладострастии", переходит в эсхатологический план. Личутин создаёт притчу, в которой его герой пророчествует о том, как "придёт день", когда "набухший вулкан Города прорвётся, истечет гноем и зальёт северную страну".