ни пули, ни клинка.
По-прежнему касаясь
святого вожака.
КАМЕШЕК
Я верю: ничто не бывает забыто.
Слагается песня из солнечных нот.
И камешек мрамора или гранита
лёг прессом сегодня на новый блокнот.
Я камень нашёл прямо в старой Гаване,
споткнувшись, булыжной спеша мостовой.
Меня поджидал он, конечно, заране,
а я между тем рисковал головой.
И вот, наконец, для обоих награда:
сумели ужиться и в цели совпасть:
ему на дороге валяться не надо,
а мне не придётся столь низко упасть.
CALLE DE LOS MERCADERES
Впадая в животную ересь,
течёт, изгибаясь, толпа.
По calle de los Mercaderes
проходит сегодня тропа.
Прелестная всё же картина!
Я тоже, разинувши рот,
смотрю, как в честь дня Валентина,
кучкуясь, клубится народ.
Но вскоре всех ждёт остановка.
Какой-то седой господин,
ручонкой орудуя ловко,
собачек рядком посадил.
Три таксы в очочках и в шляпах
сидят на крылечке ладком.
Браслеты и перстни на лапах.
Такой им порядок знаком.
С зевотой сплошной поединок
помимо обычных докук.
За каждый забористый снимок
владелец затребовал "кук".
Полвека свобода на Кубе!
Талдычим абы да кабы...
Но рабство не сходит на убыль:
собаки всё так же рабы!
Такую им выбрали долю!
За то, что по лезвию дня
прошёл и не вывел на волю,
простите, простите меня!
КУБИНКА
От старой крепости до рынка,
потом в гостиницу мою
в такси меня везла кубинка,
и вдруг сказала: "Ай лав ю!"
Ей, видимо, была Россия
мила и сущностью близка,
раз жгучие слова такие
легко слетели с языка.
А я от этих слов смутился,
наверно, даже покраснел.
Доехал. Скупо расплатился,
и даже вслед не посмотрел.
И лишь в Москве я обнаружил
клочок бумажки... Вот же он!
Пылает средь февральской стужи
её гаванский телефон.
Набрать бы номер, в самом деле!
Мешает лишь одна беда:
вокруг февральские метели,
в Москве крепчают холода!
НА ВИЛЛЕ У ХЕМИНГУЭЯ
От собственной дури шалея,
я в детстве не смел и мечтать
на вилле у Хемингуэя
хотя бы разок побывать.
Далась же такая охота,
впрямь птицу удачи поймал,
в журнале "Америка" фото
до дыр я тогда залистал.
На них знаменитый писатель,
наморщив от мудрости лоб,
не знаю, некстати ли, кстати,
на небо глядит в телескоп.
А то – среди книжек и кошек,
а то – посредине собак;
то птицам он хлеба накрошит,
то в море уйдёт натощак.
И ловит огромную рыбу,
давно не боясь ни черта,
и тащит тяжёлую глыбу,
по виду почти что кита.
Уже миновало полвека,
из моды ушёл бородач;
но каждая библиотека
полна его главных удач.
И выпала вдруг мне награда