– Да, конечно, – кивнул бомжара. – Манной кашей коньяк закусывала. Кстати, в холодиль-нике я этого коньяка не увидел.
– Коньяк вообще в холодильник не ставят.
– Вот тут ты меня, капитан, и подсёк, – усмехнулся Ваня. – Но должен тебе сказать, что бабы такого пошиба, как Элеонора, всё-таки ставят коньяк в холодильник. Они не знают, что это плохо.
– Вывод? – спросил Зайцев.
– Вывод прост и очевиден – я понял, что Натали где-то недалеко и её мама прекрасно знает, где она. Ты видел, какие у этой Элеоноры глаза? Красивые глаза, в них гнев, решимость, раздражённость, настороженность… Но в них не было боли. Боли не было, капитан. Всю эту затею с похищением она провернула, чтобы выманить деньги у бабули. Сто тысяч долларов – это круто. Она знала, что сосед эти деньги предлагает матери за дачу. Понимала, что та не устоит и отдаст их, чтобы спасти внучку. Затея, конечно, грязноватая, но чего не сделаешь ради своего ребёнка, – и бомжара плеснул в оба стакана по глоточку финской водки, настоянной на северной болотной ягоде клюкве. Кстати, клюква очень полезна при повышенном давлении. – Будем живы, капитан! – его стакан глухо ткнулся в стакан Зайцева.
Выпив, оба долго молчали, отдавая должное закуске из Елисеевского магазина, а потом как-то одновременно взглянули друг другу в глаза.
– Продолжай, Ваня, – сказал Зайцев. – Всё, что ты рассказал – это только половина… Как ты узнал, где девочка?
– Ха! – рассмеялся бомжара. – Это, капитан, ещё проще. Как тебе сказать, чтобы ты понял…
– Да уж напрягись как-нибудь, – чуть обиженно сказал Зайцев.
– Не надо обижаться, ну такие вот слова из меня выскользнули… Мы же с тобой соратники, иногда даже собутыльники… Я вот не в тебя, я в себя вглядываюсь с одним и тем же вопросом – кто я есть? Астроном? Нет, кончился астроном. Вот дай мне сейчас лабораторию, моих сотрудников, оборудование… Нет, возврата не получится. Куража нет. А без куража и за женщиной не приударишь, не найдёшь в себе сил и самоотверженности восхититься ею… И финскую водку, на клюкве настоянную, мы ведь с тобой без куража пьём… Нет у нас с тобой радостных вскриков, переливчатого смеха, забавных историй, судьбы мира не берёмся решать… А ведь бывало… Это я к тому что все-таки бомжара я… Кстати, в доме, где Элеонора живёт… Дворник требуется, комнату в полуподвале обещают… Посодействуй, похлопочи, А?
– Пойдёшь?
– Пойду. Сколько же мне у тебя на шее сидеть.
– Ты сидишь на шее не у меня, а у министра внутренних дел. И отрабатываешь своё здесь сидение многократно. И прекрасно это знаешь... Так как на девочку вышел?
– Так говорю же – бомжара я… Переночевал на скамейке, в кустах послонялся, бутылочку винца красного портвейного открыл… Не потому что так уж хотелось, нет, дело в том, что бомжаре положено, без бутылки он подозрение вызывает. Потом своей физиономии придал выражение, соответствующее красному портвейному… Вернее, не то, чтобы придал, физиономия моя опытная, она сама приняла нужное выражение. Присмотрелся к протекающей мимо меня жизни. И заметил, что Элеонора в крайний подъезд два раза пробегала… С сумочкой. Озираючись. Видимо, с балкона поглядывала, поджидала, когда во дворе никого не будет… А я-то невидимка.
– Это в каком же смысле?
– В прямом, капитан, в прямом. Нет у меня ни сил, ни желания словами играться, образами тешиться, прости за учёное слово – ассоциациями… Могу изъясняться только прямыми словами. Как это в библии сказано… Есть "да" и есть "нет", остальное от лукавого. Ты же знаешь, есть профессии невидимок… Бомжара, дворник, почтальон… Они вроде и есть, но их же в упор никто не видит. Как скамейку, урну, дворницкую метлу…
– Ладно, проехали. Что было дальше?
– Бабуля вышла подышать, Мария Константиновна. Я ручкой ей махнул, пригласил на скамеечку присесть. Присела. Поговорили. Ей ведь поговорить-то и не с кем. В этом доме она чужая, с Элеонорой какой может быть разговор… Она и рассказала мне про похищение, про дачу, про деньги… В это же утро Элеонора якобы в какую-то урну их затолкала… И похитители вроде бы уже через час звонили, деньги, мол, получены, девочку к вечеру получите… А чего им не позвонить, свои же люди, приятели Элеоноры… С любовником её не встречался?
– Боже, – простонал Зайцев. – А про любовника тебе откуда известно?
– Когда я в спальню заглянул, помнишь, она сама предложила… Там на полу две пары шлёпанцев… Одна пара поменьше, стоптанная, а другая побольше, поновее… Ясно, что мужик недавно завёлся… Ценит она его, обхаживает… Не он ли и звонил, грозя девочку по частям высылать… Ты бы поговорил с ним, а?