Талантом Зиги Валишевского хотели прикрыться польские шовинисты, орущие о великом, чисто польском искусстве, стремящиеся всеми силами отгородиться от влияния искусства России.
Но как использовать Валишевского, ежели он более русский, чем поляк, и более грузин, чем опять же – поляк.
В творчестве Зиги Валишевского, одного из радикальных авангардистов России начала ХХ века, перехлестнулись и польские традиции, и грузинская красочность, и русский максимализм. К тому же он с детства обожал искусство Франции, и всеми силами, правдами и неправдами стремился в яркий художественный Париж, где и пробыл около восьми лет, с помощью своего тбилисского друга Ладо Гудиашвили сблизившись с молодыми сюрреалистами, с Пикассо и Модилиани. При этом он, конечно же, не забывал про свою польскую кровь, обожая Краков с его туманами и узкими улочками, живопись Станислава Выспянского, стихи Юлиуса Словацкого. И одновременно страстно любил взбудораженную революционную Россию, которую сам немало и будоражил своими художественными чудачествами. Любил имперскую Россию, в которой вырос, стал художником, получил первое признание.
Зига помнил свой Петербург, город, в котором он родился, помнил Двинск (ныне Дапугавпилс), где он был на военных сборах в 1915 и 1916 годах в составе первого Кавказского стрелкового полка. Там он после боя, во время затишья, зарисовал всех солдат и офицеров своего полка.
Чаще всего в зрелые годы Зигмунд вспоминал о городе своей авангардной юности, о русском Тифлисе, о своём русском Кавказе. Там он учился рисовать, там проходили его первые выставки, там оставались его друзья. Там он бунтовал, задерживался полицией, организовывал газеты и журналы, разрисовывал богемные кабаре, устраивал неформальные выставки.
В Польше Зигмунд Валишевский больше известен как живописец, талантливый пейзажист, мастер света; в России его знали прежде всего как превосходного графика, плакатиста, декоратора, иллюстратора книг. Но чего бы ни касалась рука Зиги (так его звали друзья в России), будь то плакат, театральная декорация, пейзаж или карикатура, прежде всего бросался в глаза его авангардный романический стиль. Он оставался романтическим преемником Жерико и Делакруа даже тогда, когда работал в кубистической или абстрактной манере. используя технические приёмы всех авангардных течений 20 века.
Зига оставался всю жизнь самим собой – романтиком начала ХХ века. К своим, и казалось бы с полным правом, его причисляли и парижские последователи Матисса, и краковские авангардисты из "Звротницы", и крутые футуристы из русской тифлисской группы "41 градус" (названа так по проходящей недалеко от Тифлиса параллели). Зигмунд активно участвовал в издании альманахов футуристов этой авангарной группы, оформлял вместе с Ильей Зданевичем один из сборников Алексея Кручёных, написал автопортрет "Зига – молодой футурист", Это приводило к тому, что нередко бойкие газетчики трубили о ещё одном ниспровергателе музеев и старого искусства. Получалось так: очередной журналист причислял Валишевского к осквернителям прошлого, а Зига упорно учился у старых мастеров искусству линии, цвета.
Он свободно владел любой манерой письма: от натурализма до супремата, от экспрессионизма до монументализма, но всегда и везде старался выявлять романтическую сторону в любом художественном течении. Очевидно поэтому его творчество и его самого так любил Константин Паустовский. Разве не романтичен его портрет грузинской красавицы Мелиты Чолокашвили?
Мелиту (Меланию) Тадиевну Чолокашвили (1895-1985), музу Паоло Яшвили, Тициана Табидзе (это ей он посвятил восторженное: "...богиня Мелита... Мадонна... Венок Кахетии...") и Ильи Зданевича, Зига рисовал, будучи в восторге и от её красоты, и от древности её рода. В семье, помимо Мелиты, было ещё четыре сестры (Нина, рано умершая, Дареджан или Даруся, Елена, Анна) и брат Николай. Жили в большом родовом доме в селе Карабулахи. Родовое имение Карабулахи было пожаловано царем Кули-Ханом князьям Чолокашвили в XVII веке. Графический портрет Мелиты и сейчас хранится в фондах Музея искусств Грузии. Вот как описывала его Рене Шмерлинг: "Зрелое блестящее мастерство отличает портрет Мелиты Чолокашвипи, исполненный также цветными карандашами. Изящество позы красивой женщины, её выразительное, скульптурное лицо, выхоленная рука, придерживающая на груди полосатый шарф, изображены художником изысканно и элегантно. Портрет М.Чолокашвили мог бы быть сравнен в этом отношении с некоторыми портретами Сорина... если бы не присущие Валишевскому проникновенная зоркая наблюдательность, искание в каждом отдельном случае новых, отвечающих характеру модели средств".
В Батум из Петербурга семья Валишевских переехала в 1903 году вместе с шестилетним Зигой, вскоре они поселились в Тифлисе. Уже в детстве Зигмунд поражал художников своей самобытностью, фантазией красок. В 1912 году пятнадцатилетним юношей он оказался в центре художественной молодёжи Тифлиса. С Зигой Валишевским напрямую связано открытие гениальной живописи Нико Пиросманишвили. Вместе с братьями Зданевичами, персом Фабри, французом Михаилом Ле-Дантю, поэтами Колау Чернявским, Кара-Дервишем, грузинскими художниками Ладо Гудиашвили и Михаилом Чиаурели Зига исследовал духаны Тифлиса в поисках картин Пиросмани. Однажды Валишевский открыл закусочную в глубоком подвале, где висели сейчас широко известные картины Нико Пиросманишвили "Фуникулёр" и "Медведь под луной". Для картин Пиросмани Зига завёл даже отдельную тетрадь. Под влиянием творчества гениального грузина Валишевский стал стремиться к лаконизму композиции, ярким, контрастным цветам, стал писать виды Старого Тифлиса. Он увлёкся поездками по Грузии, забирался даже в Сванетию – в то время край абсолютно дикий и труднодоступный. У Зигмунда появились друзья – художники и поэты, объединённые любовью к Грузии, к новому искусству.
Зига увлекся карикатурой, плакатом, много экспериментировал, добиваясь редкой выразительности плаката. Места, требовавшие раскраски каким-либо цветом, покрывались им бумагой ярких тонов, вырезанной по форме предмета и наклеенной на картон. Благодаря этому плакаты не теряли красочности и на расстоянии. Сюжеты брал самые разные, поражая фантастичностью рисунка. Удивительны сами названия: "Мой экипаж в Лос-Анжелесе", "Поедающая сердце из какао", "Амазонка Зига". Не забывал Зигмунд и политическую карикатуру. В 1915 году была устроена выставка его плакатов. Выставку заметили. В газете "Кавказ" А.Петроковский писал: "Что талант этого юноши незауряден, об этом достаточно убедительно говорят его плакаты. Такому плакату, как "Пьеретта", место прямо в декоративном музее. Этот плакат заставил вспомнить Тулуз-Лотрека и с первого взгляда мог показаться афишей этого мастера... Прекрасен основной большой плакат, дающий тон всему залу, исполненный несколько в японском жанре, с надписью из Козьмы Пруткова "Бди", заимствованной из "Бродячей собаки". Скажу прямо: ни одна из тифлисских выставок не дала подобного ощущения бодрости и радости для души и глаза, не обнаружила столько живой красоты и солнечности".