Но Лидия Белова, воспользовавшись апокрифическими "Записками А.О. Смирновой", фальсифицированными её старшей дочерью Ольгой, а также собственноручной "Биографией А.О. Чаграновой" (о флирте с родственником мужа Н.Д. Киселёвым в Бадене в 1836 г.), с богемной вольностью сочла их завуалированным описанием её романа с поэтом. Переплетая судьбы этих людей, писательница опубликовала литературный коллаж и нарекла его "Александра и Михаил. Послед- няя любовь Лермонтова" (М. 2005). К достоинствам романа относится уважительное отношение к памяти великого поэта и редкое нынче отсутствие кощунственных "сенсаций". Но, к сожалению, образ Лермонтова схематичен, в довольно монотонном повествовании ему отведено мало места, он как будто растворяется в излишне детализированных компилятивных разработках побочных линий. Но главное – читатель не увидел яркую впечатляющую личность поэта, воина и патриота, каким был Михаил Юрьевич в жизни.
Всё это не преминуло отразиться в кривом зеркале некоторых СМИ. Уже в трескучем заголовке: "2 октября 135 лет со дня рождения автора поэмы "Демон" и романа "Герой нашего времени". Фрейлина Николая I родила дочку от Лермонтова" (Экспресс-газета, № 38 (763)) – журналистка Т.Кокина-Славина и "видный историк" А.Гончаров ухитрились допустить сразу несколько ляпсусов. Во-первых, дата рождения поэта дана по старому стилю, но живём мы всё-таки по новому (кстати, Лермонтов родился в ночь со 2-го на 3-е октября). Фрейлинами могли быть только незамужние девушки; Александра Осиповна оставила эту должность в 1832 г. в связи с браком с Н.М. Смирновым: к моменту рождения её третьей дочери (якобы от Лермонтова) она была замужем 8 лет. Наконец, у Николая I, как и у всех русских императоров, не было фрейлин – они служили в свите императриц и великих княгинь. И уж совсем непонятным представляется выбор в качестве иллюстрации картины И.Е. Репина "Дуэль", которая никакого отношения к дуэли М.Ю. Лермонтова не имеет.
Невозможно понять, чем объясняется феномен стремления к диффамации Лермонтова, но очередь желающих поучаствовать в этом малопочтен- ном списке не уменьшается. Из какой выгребной ямы автор книги "Другой Петербург" К.Ротиков (псевдоним или прозвище в определённых кругах?) выкопал сказку о якобы гомосексуальности поэта. Этой темой автор прямо-таки упивается, раздавая медали с "голубым" отливом всем выдающимся людям, когда-то жившим в Петербурге: там, видите ли, климат такой, благоприятствует-с. Единственный, кому удалось избежать этой чести – А.С. Пушкин, да и то, кажется, потому что вовремя догадался записать в альбом Ек. Ушаковой свой "Донжуанский список". Лермонтов реестра своих похождений не вёл, а "юнкерские" стихи писал, почему и был сопричислен.
Награждать таким титулом Михаила Юрьевича право же, не стоит. Тем более за стишки, написанные на потеху едва вышедших из детского возраста полувоенных "бамбошеров". Шутки подростков зачастую отличаются грубостью, выходящей за пределы приличий и языковых норм; в них нередко эксплуатируется гомосексуальная тема. Так было и в Юнкерской школе среди 400 юных лоботрясов, желавших казаться взрослыми. В "юнкерской" поэзии Лермонтова традиционно ориентированный глаз ясно видит гротеск и утрированную подражательность тогдашней эротической лирике (преимущественно переводной с французского) для усиления комизма виртуальной ситуации.
Достоверность выводов К.Ротикова ставит под сомнение и его поверхностное знакомство с биографией Лермонтова. Так, его род по отцу действительно имеет шотландские корни (и даже через линию Гордонов в родстве с родом Байронов); дворянские гербы испанских Лерма, шотландских Лермонтов и русских Лермонтовых почти идентичны. Поражает почти клиническая мелочность, с которой выискивается признаки гомоэротизма в лирике поэта. На основании одного лишь четве- ростишия о "туксусе Капгаре" (которое по сути является черновиком перевода восточной поэзии) делается ошеломительный вывод о гомосексуальности как эстетической позиции Лермонтова. Жаль, что г-н Ротиков, взахлёб цитирующий М.Кузмина и А.Апухтина (с этими-то всё ясно), не удосужился глубже ознакомиться с лермонтовской лирикой, ибо её ориентация может вызвать сомнения лишь в нетрадиционно изменённом воображении.
Право же, надоело, повторять затхлые 150-летней давности измышления убийц поэта о его несносных издевательствах, оскорблявших окружавших его людей. Но как характери- зовать недавнее высказывание ведущего телепрограммы "Умники и умницы" профессора МГИМО Ю.Вяземского: "Пушкина и Чехова паиньками не назовёшь, а Лермонтов и вообще был полубандитом". Вся клеветническая продукция, обрушившаяся на поэта, хорошо известна, но с таким обвинением приходится сталкиваться впервые. Трудно сказать, что подвигло почтенного профессора и воспитателя юношества на такое "открытие" в лермонтоведении – это, видимо, останется его личной тайной. Остаётся только пожалеть юных умников и умниц, имеющих таких наставников.