И вот я брожу летаю витаю по родным душистым улочкам в поисках распахнутых доверчивых быстропокоряющихся переспелых дев и жён...
Я древний умелый охотник на вешних дев и жён, как все поэты, бродящие в садах жён...
Весна – пора охот... у оленей осенью гон, а у человеков – весной, а у поэтов – весь год...
И вот я бреду брожу по пахучим улочкам в поисках пахучих лакомых открытотелых запутавшихся дев и жён, а встретил недозрелую школьницу-юницу... тебя, тебя, тебя... айхйяяя...
И я люблю творить из спелых дев неумелых недозрелых сладчайших жён, жён, первожён, а тут встретил тебя и споткнулся замешался... замаялся, как охотник без ружья... увидевший дичь близкую сладкую покорную...
И в горячительных туманных дурманных твоих нежнольющихся руках – ветвь канибадамского розового миндаля... миндаль раньше всех цветёт в февральских беспробудных снегах...
И вот ты рано расцвела, миндальная девочка розоволикая моя, и вышла на весенние улицы, где бродят девы готовые стать жёнами, а ты средь них миндальное дитя, дщерь, агница, ветвь юная розоволикая моя... агнец доверчивый средь вешних волков...
Кто пустил тебя на эта улицы
Где матушка и батюшка твои
Где братья сестры заступники первомладости твоей...
Кто дал тебе ветвь первоминдаля миндальная девственница моя...
...Ах, тогда она шепчет, качая ветвью миндаля у лица моего:
– Мы с моим женихом поехали в Варзобское ущелье за первыми цветами миндаля в снегах, но там с горы сорвался сошёл камнепад и бросился на нас...
И мой жених меня оттолкнул под скалу и спас, а сам бросился на камнепад и загородил меня... и куст цветущего миндаля...
С той поры я хожу с ветвью миндаля... а потом – с веткой варзобской персидской сирени...
О Боже... а что я?..
Она ещё миндальная розовая ранняя раненая девочка невеста, а уже ранняя миндальная снежная свежая вдова...
И с этой раной она вышла в вешний город, чтобы эту рану залечить забыть...
О Боже... а тут я... А куда я?.. куда меня влечёт ранняя талая миндальная весна?..
О Боже... что я?.. куст расцветший талый хладный во снегах?..
А?..
А я в дыму чаду весенних родных первобытных колыбельных улиц родимых моих, где я был розоволикое дитя у колен матери моей, а Пророк говорит, что "рай находится у ног наших матерей"...
А я вспоминаю слова древнего шейха Саади, словно и он нынче вышел на вешние текучие душанбинские улочки из райского сада из вечножемчужного савана своего: "О, отрок, всякую весну начинай новую любовь... забудь о прошлой любви... зачем тебе перелистывать прошлогодний календарь..."
А?..
О, весной ранней можно встретить в дымчатых сиреневых сумерках даже давно усопших – так велика загробная тоска их по земле... а наша – по небесам...
О шейх, о странник двух миров, о уставший от бессмертья...
И я ищу на родных улочках новую весеннюю любовь, но знаю, что весной она скоротечна, как цветущие персики и урюки, объявшие мой родной город...
А?..
Весенняя лихорадка, гон человеков, спячка, болячка, горячка, любовь двуединая скачка начинаются, когда в снегах цветёт восходит куст розового первоминдаля, и кончаются, когда у реки Варзоб-дарьи осыплется последний куст медоволиловой крупитчатой зернистой персидской варзобской сирени...
О, как люблю я вдыхать смаковать твои соцветья медовопереспелые...
О, я готов отведать съесть их сиреневость их густо пьяную истомную сомлелость!
Сирень опала, любовь увяла...
О любовь весенняя!.. Куда ушла ты?..
От снежнорозового куста первоминдаля до медоволилового куста осыпчивой персидской сирени – любовь вода талая весенняя твоя!.. да!..
И ты торопись!..
Беги!.. Люби! Хватай! раздевай! пылай! беги!
Как все вешние бешеные нагорные ручьи, как все глиняные бушующие реки, сели, камнепады, пылай! страдай! умирай! восставай!.. воскресай!..
Пока бегут твои маковые пианые жилы вены как талые мускулистые бугристые ручьи... Ииии!..