И она вдруг улыбчиво томительно покрывает школьным платьицем с белым фартуком курчавую ситцевую простонародную древлерусскую детскую головку свою, а на алое жемчужное лоно своё кладёт ветвь серебряную миндаля – хладное серебро цветов переплетается перекликается с живо дышащей алостью...
И ветвь миндаля – одна ограда стена девственности её...
И она шепчет, шепчет и шепчут древнеегипетские девьи плоды её:
– Снимите возьмите с меня ветвь миндаля и берите меня... услаждайтесь мною... Фараон повелитель пловец мой...
Я твоя Ложка... я твой Нил... я твоя вода... плыви в меня... Я твоя Хатшепсут... Ты – мой Тутмес...
...И тут она захлёбывается, лепечет, как младенец, и из неё идут древние пирамидальные иероглифы допотопные тайные жреческие Слова, которых никто не знает на земле, а знают только в небесах...
Уйяхххйх!..
О Боже...
Разве я оставлю Подарок Фараонов? Ложку Любви Вечной?.. О Боже!..
Ойхххйя!..
...И я покорно вспоминаю слова, шёпот древнего суфия: "Мужи яро трутся, тщатся, тянутся к лону жены ибо они вышли оттуда, и как человеку не стремиться к месту рожденья своего? к перводому алому сладчайшему своему? к дому, к люльке детства своего?.. к колыбели своей?..
Лоно жены рождает... но и губит...
Но я ли трону бутон её?.. я ли разрушу колыбель мою?
О Боже!..
... Много лет прошло...
Давно я уехал из родного города Душанбе, где в гражданской войне братья слепо хищно алчно поубивали братьев, а русские – стали изгнанниками на Руси-изгнаннице, когда кучка бесов разрушила страну, где люди любили друг друга, и богатый вор не притеснял, не гнал в могилу доверчивого работящего ограбленного бедняка...
Много жён и дев возлюбил я в долгие дни грешной жизни моей...
Многих забыл и многих живо помню благодарно и поминаю в последние дни земной жизни моей...
О Боже! Как же много любви надо человеку в жизни его и как мало ему дано, но мне Господь дал много...
Но вот смерть приблизилась ко мне и многих зыбко забыл я в муках уходящего тела моего, а вот Ложка Фараона всё чаще приближается ко мне...
И раньше, во многих туманных днях и ночах жизни моей, чудилось мне, что вот я вижу Её в сумерках близ дома моего, близ жизни моей...
И ветвь жемчужно розового миндаля мерцала и мерцает хладно недоступно в туманах и сумерках жизни моей...
Всегда чудилось и чудится мне, что Она бережёт стережёт меня, как только мать берегла и стерегла меня в детстве моём...
Как Богородица охраняла оберегала и охраняет оберегает в веках Русь Святую...
О Боже! Девочка древнеегипетская... пришелица дивная моя! Ложка Фараона!.. Ветвь снежного раннего миндаля!.. А я ведь так и не узнал имени твоего, девочка моя... древняя египтянка русская моя...
Прости меня! меня! меня! прости мя!..
Но!.. как же назову? закричу? окликну тебя?.. когда будет встреча, встреча вечная там... там... там... в райских вечноминдальных садах?..
...Когда великий поэт умер лютой русской зимой, в нищете и безвестности, в нищей обобранной России, уже забывающей Святое Имя Своё от ига бесов пришлых, и нищая журавлиная стайка друзей и родных похоронила его в нищей могиле, на нищем икшанском погосте – то через несколько дней под самодельным свежим крестом на свежем снегу встала легла явилась ветвь розовопенножемчужного миндаля...
Редкие пьяные посетители погоста решили, что это бумажные мёртвые цветы...
Мёртвым в нищие мёртвые времена дарят мёртвые цветы...
Но это были живые...
О Боже!..
...Ложка Фараона...
Безымянная вечная возлюбленная моя в двух мирах.
Это Ты...
Оттуда...
За мной...
Пришла...
О Боже!.. а я ждал...
Чингиз ГУСЕЙНОВ АЛЬФА ИЛИ БЕТА?
Сегодня не модно отвечать на критику, тем более если она – ругань или поклёп, а что до плюрализма, то он вылился в параллельное сосуществование мнений, и никакой их сцепки.