Тесно душе в забвении, взаперти,
Если ничто не может её спасти.
Если в последней искре угасла боль,
Высохла вера и, горшею из неволь,
Каменным сводом на ледяные мхи –
Рухнули наши вины, суды, грехи.
Вынуть подвластно единственно лишь Ему
Нас – по молитве, по нити, по одному…
– VII –
Кажется мне порою, я тот солдат,
Что не доплыл в обугленный Сталинград.
Через снега из Бийска меня везли
Степью, великой степью – на край земли.
Здесь ли, впадая в небо, река несёт
Сонмы незрячих, всё выше – за взводом взвод.
Тысячи, сотни тысяч – своих, врагов!
Волга от крови вышла из берегов.
Нет берегов у горя. И смерти нет.
Лишь очей врата отверзающий – свет.
…Пойте же, братцы, пойте, любовь хороня.
В этом строю будет место и для меня.
***
Где струился дымок папирос
беломорно и позднесоветско,
я из дикого камня пророс
на окраине Старокузнецка.
Не казни меня снежная зыбь
безъязыкою мглой первородства,
дай протиснуться, вытянуть, выпь…
выпить досуха муку немотства.
Заикается даже вода,
пока речи не соткана сила,
пока алою влагой стыда
душу живую вдруг не омыло.
Лейся, родина, музыку дли
по излучинам тьмы бесполезной,
горна горлом – из чёрной земли,
глыбы угольной, жилы железной.
Лейся, родина, чтобы успеть
нам бессмертью посильную лепту
донести: или песню допеть,
или души омыть для молебну…
Корни крови пронижут гроба,
воскрешая истлевшие лица,
и польёт, голуба-голуба,
из очей их живая водица.
***
На перемену погоды
Грянули хоры ворон,
Словно бы марши свободы
Взмыли во мгле похорон,
Словно февральские кроны
Прянули жестью листвы,
И на пустые перроны
Пали пласты синевы.
Это прощанье Славянки
Ангела вывел фагот,
Это парадные склянки
Рында "Варяга" поёт.
В лютом мороза предместье,
Где я победу ковал,
Здравствуй, луча перекрестье,
Влага, что бьёт наповал!
***
Вдоль Нарымского края я ехал осеннею мглой,
Обь свои берега вышивала морозной иглой.
Над стальною водою кружили снежинок рои,
И вели за ледовую власть затяжные бои.
По Могильному мысу на волю – из плена болот,
По мобильному зову к любимой летит Ланцелот.
Ах, куда мне до этого рыцаря, скоро зима,
На Кудыкину гору пора, где тюрьма да сума.
Там олонецкий старец грустит на проклятом яру,
Там пытаются продемонстрировать смерть на миру
Добровольцы седые призыва советских времён,
А бойцы молодые слагают обрывки знамён
У подножия века, где накрепко погребены
И невинные души, и мощи великой страны.
И уже на стремнине то место, где в лютой ночи
Пели ангелы жертвам и черпали смерть палачи.
ПЛЕТЬ
Молчи, сплетай хвосты камчи
Жгутом тяжёлым, сыромятным,
Безмолвьем, только миру внятным,
Боль пустоты перекричи.