Выбрать главу

Конечно, я вернулся, с одной стороны, в клоаку либеральной болтовни, и вынужден был вращаться в обществе людей, которые не знали проблем западной цивилизации, потому что ездили на Запад только на гастроли в качестве этих самых либеральных болтунов. А, с другой стороны, под эту либеральную болтовню шла "прихватизация" богатств нашей Родины, захват её недр, полезных ископаемых, делёжка невероятная. Всё это верно было тогда определено, как великая криминальная революция. То, что я пережил её вместе со своим народом... что ж об этом жалеть? Я никогда не жалел, что вернулся. И прожил эти годы внутренне очень интенсивно, хотя и чувствовал чрезвычайное одиночество. Это чувство одиночества и сейчас со мной, во мне. Но, я считаю, как раз смысл жизни человеческой в том, чтобы закалиться так, чтобы быть способным на любое сжатие, на любое самоограничение и ради чувства собственного достоинства, и ради каких-то высших культурных ценностей. Для меня эти ценности никогда не определялись исключительно материальным достатком, каким-то комфортом. Ну, я вот такой человек. И понимаю, что далеко не все имеют такие жизненные ориентиры. Я же был выброшен, в общем-то, на Запад советской властью и вернулся при первой возможности.

Михаил Дроздов: Спасибо! Есть ли вопросы к нашему гостю?

Слушатель: Продолжая вопрос об эмиграции, в которой вы оказались в 1982 году. Восемь лет вы прожили в Париже, потом в Мюнхене. Когда вы оказались там, какая была обстановка в эмиграции? Я знаю, что в это время там жил Виктор Некрасов. Общались ли вы?

Юрий Кублановский: Мы с ним и работали вместе. Какие мощные массы русских были выброшены после 1917-го года на Запад! Но они так и не сумели составить на Западе единую диаспору. Они сразу все перегрызлись. Ещё тогда... Какие существуют мощные диаспоры: армянская, украинская, уж я не говорю о еврейской, которая представляет мировую силу... Русские все в распыле, в рассредоточенности. И когда в 1970-е годы началась 3-я волна эмиграции, многие её представители оказались именно в Париже, часть в Нью-Йорке, кто-то в Мюнхене на радиостанции "Свобода". И постоянно шла эта грызня. Меня тогда это очень неприятно поразило. Я-то думал, что еду к своим единомышленникам, и что сейчас все вместе мы будем всеми возможными пропагандными усилиями (несмотря на то, что эти пропагандные средства предоставлялись нам из-за океана), добиваться своих целей. Главное – слово, и мы будем нести правдивое слово своим соотечественникам, что я и делал. Как оказалось, даже некоторые из здесь присутствующих меня слушали... Но вместо этого я увидел страшную рознь, какое-то совершенно неадекватное раздражение многих к тому же Александру Солженицыну. Когда я выразил свои симпатии к Солженицыну, свою любовь к его творчеству, мне как бубнового туза на спину повесили – "человек Солженицына". И ходи с этим бубновым тузом, как будто в этом есть какой-то изъян. Синявский ссорился с Максимовым, и так далее... Я старался быть вне этих распрей, не участвовать в них. У меня не было никаких личных амбиций чего-то там добиваться. Я работал, простите за высокопарность, на пользу Отечества и в Париже, и потом в Мюнхене. Выпускал книги, делал передачи о той литературе, которая была здесь тогда ещё недоступна, в общем, рыхлил культурную почву.

Слушатель: Вы сказали, что три последних года также провели во Франции. У вас там был какой-то проект, вы там работали? Можно узнать поподробнее, что это была за работа.

Юрий Кублановский: Вы знаете, это, так сказать, даже немножко и смешно. Один зажиточный господин решил написать историю России от мамонтов до Медведева. Ну, и пригласил меня помочь ему в этом деле. Жена моя поступила учиться в школу Лувра, сам я, прикинув, подумал, что это собственно единственная возможность для меня ещё раз перечитать все курсы русской истории, чего я здесь бы никогда не сделал. В-третьих, моя работа в "Новом мире" пришла к определённому финишу. За столько лет работы слишком многим стихотворцам пришлось отказывать. Всё это взвесив, я решил согласиться на предложенный мне любопытный проект. И не пожалел об этом, заново переосмыслив всю нашу историю.