чтобы вот этот
был моим папой!.."
Мы же – девственность
нашей матери.
ВЕКА СЕРЕБРА
Зубцами подобная
пшеничному колосу,
крепостная стена,
изгибаясь вперёд, как туман,
продолжается, скорей
чем в пространстве,
в других временах
так, что сам туман вьётся
вдоль пружинистых линий,
как от поезда пар.
А цвета птичьих гнёзд
и героические, как рост дерева,
кровли башен,
простотой сравнимые
со сложностью кружева,
давно стали формой неба.
К РОССИИ
Словно что-то забыл,
но выворачивающе хочу вспомнить.
С лицом страшным,
как ангел с морщинами, –
неуловимо,
как распрямляется трава после стопы, –
Ты поднимаешься,
приближаясь оттуда,
где не птицы – но сами песни
с ветки на ветку
перелетают.
Ты оттуда – сюда
в новом свете являешься,
и морщины судеб Твоих
близостью разлетаются:
Ты теперь – приближаешься!
Чтоб Собою войти в своё,
как размять после гипса руку.
Эх, давно не стоял я так
после подъезда,
так веря в жизнь –
не потому что не обманет,
а потому что с ней един
посредством Твоего оживления,
Россия.
Росси-я. Рост-сея. РОССИЯ.
***
Переливчатая,
как северное сияние,
необъятная пустыня молчащего Бога,
потому что она объемлет большее,
чем пламенеющий гласом куст,
и не умещается в языке,
тем более – наизусть.
Не решает твоих проблем
тем, что в присутствии
опрокинутой звезды костра
от тебя падает тень величия
намного длиннее тебя –
рукоятью обоюдоострого в руку.
Но она, пустыня непостижимости,
просто оставляет тебя спокойным наедине
с тем, что есть.
СНЕГ ПРЕДКОВ
Птицы – как прищепки
на бельевой верёвке – на проводах…
Да два-три прутика
из-под снега
сверканием полого
и зернистого, как икра…
Ржавоалые гроздья рябины
в снежных шапочках кружевных…
И снег – расступаясь – светится,
как лампы в коридоре –
когда наступил в родных.
И – с неба теплом летит…
ДРЕВЕСНАЯ ТОСКА
Все мы немножко деревья…
Когда без особой надобности
спиливают живые деревья,
такое чувство,
что из них будут делать плахи.
Оооооооооооооооооооооооооо –
обнуление пространства.
Пни: ноли ноли ноли ноли
висят в искусственной пустоте плоскости.
И остаётся лишь поднять веточку,
как сердца трещину, –
всё, что осталось от дома – места,
втоптанного в покатую раковину небытия.
Дети и алмазные когти
чтобы не скользили
на стеклянности пустыни
спиленных зрачков.
Ооооооооооооооооо –
ведь всё взаимосвязано,
и, словно нулём
подошвы прикован,
смотрю в пустую,
как чёрный цвет, раму.
Ибо вместе с деревьями
выпилили отсюда свет,