Скачи же, друг! Не падай из седла!
И догоняй и годы, и удачу.
Ленивый обречён стенать и спать,
а резвый может сам себя догнать
и жизнь свою к тому ж продлить в придачу!
***
В пещерах – лаврских лабиринтах,
в который раз ищу ответ:
финита или не финита
и я, и мы, и белый свет?
Мерцают в отдаленье свечи,
горят лампадки у икон.
Уже или ещё не вечер?!.
Молюсь. И вновь кладу поклон.
Границы нет моим незнаньям,
а только – моему уму.
И снова с новым покаяньем
несу своих грехов суму.
Нет места для пустых ироний.
"Пусть дальше мысль твоя летит!" –
мне слышится, что сам Антоний
мне тихо это говорит.
И продолжает: "В дерзновенье
твой путь и твоего стиха.
И вечность ты узришь в мгновенье.
И будешь дальше от греха..."
Иду опять. И свечи, свечи –
вновь в полумраке огоньки.
Не вечер, нет, совсем не вечер.
Икон мерцают маяки.
"Узри и здесь, и в этом мире,
где тьма как тьма, где свет как свет,
где узок вход, где выход шире,
где глас души, где звон монет.
Не отступи от главной веры,
когда душа твоя болит.
Не будь доверчивым без меры", –
мне Феодосий говорит.
"Шаги твои да будут мерой
для свыше посланных стихов.
Будь с Богом и пребудешь с верой
в словах, а также и без слов".
***
Не спешите судить, не спешите.
Так уж прав ли он – скорый суд? –
потерпите, себя усмирите,
пригасите карательный зуд.
Там, глядишь, может так повернуться,
вам случатся и пропасти, рвы,
не успеете оглянуться, –
а уже подсудимый – вы.
***
Не разомкнуть разбитые уста,
под тяжестью немеряной креста
едва идёт Исус Христос, шатаясь.
Орёт безумно оголтелый сброд,
который называется народ,
над ним до исступленья измываясь.
Терниста ся последняя тропа.
Бушует оголтелая толпа,
пред казнью наполняясь вдохновеньем.
Дрожат вдали его ученики.
Ликуют, словно вороны, враги,
"Распни его!" крича с остервененьем.
И рядом только жены, да Симон
(восславим не предавших – лучших жен!),
да для потехи полной два злодея.
И крест поставлен. И Иисус распят.
Как камни, взгляды нелюдей летят.
Ликует, словно в праздник, Иудея.
И опустился небывалый мрак.
И грянул гром. И вздрогнул каждый враг,
когда от молний небо разорвалось.
И ливень тело мёртвое омыл.
И он как смертный на кресте застыл –
так всем тогда, возможно, показалось.
Но знаем мы, что был другим конец –
И Сына взял на небо Бог-Отец.
И путь на небо вымеряй крестами.
Отмерянных мне небом горстку верст,
как многие, несу свой малый крест,
облепленный, как мухами, грехами.
И жалок и уныл мой крестный путь,
и так ничтожна моей жизни суть,
что впору закричать: "Прости мя, Боже!"
Но справедливость высшая проста:
кто не достоин смерти и креста,