Шерлок Холм и доктор Ватсон беседуют много времени спустя. Ватсон пришёл к другу как врач. Холмс в прострации: он обвиняет себя в смерти повесившегося привратника Смерда, который на самом деле был реальным хозяином усадьбы Веберли Хаус, сэром Оливером. Этот страстный актёр-любитель, чтобы сыграть в достойной его амбиций постановке, предоставил свой дом для декарации в спектакле Холмса. Холмс спрятал у сэра Оливера под подушкой свои последние три тысячи фунтов, обещая рассчитаться с наглеющими актёрами "только в самом конце". Хозяин дома оказался настолько способен к перевоплощению, что, случайно наткнувшись на деньги, и в самом деле решил, что он Смердяков, убивший своего отца ради этих трёх тысяч. И, следуя логике постановки, повесился. Идея инсценировать "Братьев Карамазовых" принадлежала мисс Линдсей, теперь жене "сыщика". Ей хотелось сыграть роль вожделенной Грушеньки. Актриса, оказывается, обладает русскими корнями и происходит родом из известной актёрской семьи. Тут вслед за русским романом в сюжет врывается ещё и русский театр, со своей школой переживания.
Холмс недоумевает: Сэр Оливер подчинился требованиям сюжета, в который уверовал, но почему я пошёл на поводу у чужого замысла?! Ватсон объясняет:
– Утверждают, Холмс, "Братья Карамазовы – великое произведение.
– Но не до такой же степени!"
До такой мистер Холмс, до такой!
Мы делаем свой вывод: автор крепко верит в онтологическую субстанциональность литературы, в её способность порой полагать и само Бытие, по крайней мере, – бытие её героев. Представление это и распространено достаточно, и торпедируется теперь с разных направлений всякими глупостями о том, что есть "нечто, стоящее за словами". Как будто не Слово в основе всего, не оно есть Бог.
Михаил Попов сумел добиться очень интересного результата в своих писаниях: полнейшей, как это ни странно прозвучит в литературном разговоре, независмости от языка.
Я не в силах продемонстрировать здесь отчётливую связь, но чувствую её интуитивно и просто делюсь своим впечатлением, ни в малейшей степени не надеясь его обосновать. В самом деле, о чём только Попов ни пишет. Тут и современные московские драмы, и фантастические миры будущего, и палестинская эпопея тамплиеров, и средневековая Франция, и фантасмагории Древнего Египта…
Язык, способ выражаться – один и тот же, а "эффект присутстствия" в каждом случае стопроцентный. Более того, в рамках одного и того же строго классического дискурса Попов способен воплотить, если надо, самую отчаянную заумь, чисто реалистическими средствами устроить крутейший "сюрр", породить виртуальность любой степени тяжести. Для выполнения какой угодно художественной задачи он не нуждается ни в стилизациях, ни в "метаязыках" – нужное ему он создаёт не языковыми средствами, а будто учреждает в своих произведениях неким декретом. Странно, как этого до сих пор не заметили. Особенно те, кто вот уже который год ломают копья в спорах о сущности "нового реализма".
(обратно)Егор РАДОВ НЕБЕСНЫЙ ОПОРОС
Вот уж два года как нет с нами Егора Радова (1962-2009). А ведь им предшествовало ещё шесть лет молчания – с момента выхода романа "Суть" (2003). Восемь лет, как большинство из нас ничего не слышало о "русском Берроузе", за исключением скупого сообщения о скоропостижной смерти в номере индийской гостиницы – в городе Карголиме, штат Гоа.
Наверное, даже поклонники Радова заключили, что молчание писателя в последние годы жизни объяснялось полным творческим истощением, самокритичным нежеланием печатать слабые тексты. Я утешал себя: а хоть бы и так! Разве мы требуем от спортсмена, чтобы он в сорок лет прыгал так же высоко, как в двадцать? Имеет значение лишь максимальная взятая планка, личный рекорд. Вот бы и писатели объявляли о завершении своей литературной деятельности, как спортсмены заявляют об уходе из профессионального спорта…
Однако после Егора Радова остались неопубликованный роман "Уйди-уйди", помеченный 2007 годом, и начало следующего романа "Проект и ресурс". С некоторым волнением я брал их в руки. Вдруг сбудутся самые худшие опасения?
Первые страницы. И вдруг яркая вспышка.