Студент двух университетов, Петербургского и Сорбонского, доброволец Великой войны, заслуживший два солдатских Георгия и офицерский чин прапорщика, Николай Степанович соединял в себе редчайшие качества – великий поэтический дар, великое личное мужество, великую верность раз и навсегда принятой присяге. Русская революция застала Гумилёва за границей. Многие, особенно по нынешним понятиям, только бы руки потирали – как им повезло!
А он – вернулся в Россию в 1918 году!
В августе 1921 года 35-летний поэт был арестован по обвинению в участии в "заговоре Таганцева". Всё "участие" Гумилёва свелось к тому, что он, случайно увидев на столе у знакомого какие-то "заговорщицкие" воззвания, начал машинально править их, как человек, не терпевший неряшливости в слове. Этого оказалось достаточным для ареста и приговора, скорого и неправого. На вопрос "Каковы ваши политические убеждения?" Гумилёв отвечал коротко: "Я монархист" и сам скомандовал расстрельной команде "Пли!". Смерть его в руках чекистов была смертью бесстрашного воина и героя.
Владимир БОНДАРЕНКО ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Необходимые уточнения
Когда в газету пришло это Открытое письмо из Мурманска от Розы Хабибовны Смирновой – вдовы поэта, члена Союза писателей России Владимира Смирнова (текст см. на стр.3), уточняющее и частично опровергающее размышления Вячеслава Огрызко о саамской поэтессе Октябрине Вороновой, я долго размышлял, прежде чем его опубликовать.
С одной стороны, минуя всю давнюю сложность отношений с главным редактором "Литературной России", я всегда ценил его подвижнический труд по изучению малых народов Севера и Сибири. Кто ещё, кроме него, взялся бы за такую немодную тему, как работа над словарями и справочниками по этим мало известным литературам, кто изучал бы творчество саамов, чукчей, ханты, манси и других народов, проживающих на самой кромке Северного Ледовитого океана. Я могу спорить с Огрызко по тем или иным проблемам, затронутым статьями в его газете, могу упрекать его в ненужном налёте бульварности, но всегда ценил и ценю его труды по литературе малых народов.
Увы, оказывается и в своём подвижничестве он позволяет себе всё те же окололитературные крутые виражи. Я знал хорошо саамскую поэтессу Октябрину Воронову, так как часто бывал в Мурманске по литературным делам. Знал и то, что именно русский писатель-подвижник Виталий Маслов заметил и вытащил на свет Божий это саамское дарование. В мурманской литературной среде авторитет Ворониной был неколебим. Так надо ли, согласно нынешней моде, упрекать русских писателей Мурманска в том, что они, этакие колонизаторы и оккупанты, не давали волю саамской литературе? В своё время я был поражён, когда то уважаемый мною Юрий Рытхэу, то не менее уважаемый и хорошо знакомый Владимир Санги в годы перестройки стали упрекать русских в целом, и русскую литературу в частности, в ущемлении их прав. Сколько переводов было сделано лучшими русскими писателями и поэтами, от Владимира Солоухина до Юрия Кузнецова, сколько книг издано, сидели во всех президиумах. И вдруг – и им "недодано". К счастью, сейчас, по крайней мере, среди писателей малых народов Севера и Сибири такая мода прошла, поняли, что без русских писателей им грозит полное забвение. И никакие редкие западные гранты их не спасут.
И вдруг проявляется, что и Вячеслав Огрызко оказался сторонником этой версии ущемления русскими писателями прав национальных литератур. Да где бы была уважаемая Октябрина Воронова, если бы не усилия мурманской писательской организации, во главе с моим давним другом Виталием Масловым. Чистейшей души человек. Зачем же так на него? Объясняю это лишь неизбежной в нашей газетной суете неразберихой.
Впрочем, если Вячеславу есть что ответить, готовы напечатать его ответ. В спешке ведь иной раз напишешь что-то случайное и ошибочное – газета не ждёт, – приходится потом оправдываться.
В той же "Литературной России" недавно была опубликована полемическая статья Владимира Личутина "Вниз по склону под фанфары". Сначала он принёс её мне, но я по ряду причин публиковать не стал. Договорились, что отошлю в "Литературную Россию". Послал по своему рабочему компьютеру, а для того, чтобы Огрызко было понятно, почему вдруг статья пришла из "Дня литературы", я написал маленькое сопроводительное письмо, объясняющее причины появления этих размышлений Владимира Личутина. Позже позвонил Славе и сказал, что письмо не для публикации, это моё пояснение ситуации.