Отгони холодок от порога
Теплотою своей золотой.
Дай надежду на господа бога,
Принеся нам желанный покой.
***
Весна, весна...
в природе всё нетрезво.
Поток идей летит быстрее пули,
Но неизменны Он, Она и древо,
С которого вкусить они рискнули.
Хранит, возможно, миллиарднолетний
Бездонный Космос тех Адама с Евой,
Что были человечеству предтечей
И жизнь отдали, божество разгневав.
Мосты через галактики не рвутся.
По ним гуляют нынешние дети.
А мы хотим богами обернуться
И повторяемся, как всё на этом свете.
ПРИЗНАНИЕ РИТЕ
Я на тебя смотрю с восторгом
И замираю от блаженства:
Ты словно женщина с Востока –
Самой природы совершенство.
Тебя бы встретить мне в лесу
Одну на праздном отдыхе.
И долго пить твою красу,
И целовать до одури.
В тебя погружаться, как в омут,
Как в бездну без края и дна.
Как будто нельзя по-другому,
Как будто ты в мире одна.
Забыть про людское коварство
И жить только радостью чувств.
Какое святое нахальство
Касаться трепещущих уст!
Я на тебя смотрю с восторгом
И замираю от смущенья:
Ты словно женщина с Востока –
Природный талисман священный.
(обратно)Павел ВЛАСОВ “КАРЛЫ ВЫ МОИ, КАРЛЫ...”
***
Мы едем в метро бесполезном,
Мы трогаем поручней хлад,
И взглядом отчасти болезным,
Находим в стекле тот же взгляд.
Мы голые данники жизни,
Покрытые смерти платком, –
Нажми и сегодня же брызнет
Из нас молоко с кипятком.
Мы книги везём на Голгофу,
На плечи вставая к тому,
Кто каждую зыбкую строфу
Ровнял по себе и уму,
Кто меряным сказочным сроком
Гордился и хвастался… что ж,
Бывает всевидящим оком
Ни буквы в письме не прочтёшь.
Мы, яркие бабочки счастья,
Уныло проводим свой день:
Всё нижем чугун на запястья,
Всё жалобно прячемся в тень.
Мы гордые дети земные,
На что променяли ножи?
На страх и свои проездные
Латунные камешки лжи.
"КУРСИВ ТВОЙ"
Бер-бер тебе, Нина, бер-бер!
Знакомством с тобою я полон.
Конечно, сперва – виджа олан,
И – после – вино, камамбер.
Конечно, сначала – танго,
Беседа, касания, жесты…
Но ты не годишься в невесты,
И я не гляжу женихом.
Бер-бер тебе, Нина, бер-бер!
У смысла ты ставила слово…
Я прожил по-ток Гумилёва –
Всю сотню тяжёлых ампер.
Я видел на Малой Морской
Пальто Ходасевича … больше –
Его одиночество в Польше
Под крыльями рифмы мирской.
Я трогал худую ладонь
Ахматовой. Трогал и окал:
– О, Анна!.. И думал за Блока.
И жёг на Литейном огонь.
Я в двадцать каком-то году
От стопок любимой бумаги
Был взят и без лишней отваги
Расстрелян в чекистском саду.
Я был одинаково зол
На всяких: на сильных, на слабых…
Сел в поезд. И сытые швабы
Мне дали кушетку и стол…
Я Белого с миром мирил,
Я Горького слушал речёвки,
И деньги платил за ночёвки,
И опиум даром курил…
Бер-бер тебе, Нина, бер-бер!
Ничто тебе ругань людская.
Была же когда-то Морская –
В Палате Весов или Мер
Она тот единый ночник,
Который горит и поныне
За то, что жила ты в Берлине,
За то, что вела ты дневник.
***
Белый по ветру снежок.
В свете лампы – дыры, пятна.
То туда, а то обратно,
То бесенок, то божок.
Моложавая земля
Простовласа… простокваша…
Словно в залежах поташа:
Из небесного куля
Натрясло. Хвосты комет
Где-то там, за кулем этим
Хлещут мрак огнём поэтьим
Для совсем других замет.
Непрерывность бытия.
Горе. Радость. Радость. Горе.
Как смешон в своём укоре,
Как капризен к миру я!..
С днём рождения, дружок.
Всё кругом полно двучастья.