РАБЫ
Мы рабы на пожизненной вахте
Мы в оковах бесправья и зол.
Где Аттила?
На собственной яхте!
Где Спартак?
Проигрался в футбол.
Бессловесны мои однолетки.
Дух бунтарский трусливо погас.
Стенька Разин с пивной этикетки
С отвращением смотрит на нас.
Отвернулась презрительно Муза
От рабов – с покаяньем в глазах.
Робин Гуды с дипломами вузов
Не воюют в российских лесах.
Дальний отблеск высоких примеров
Нас не вынет из муторной тьмы.
На каких современных галерах
К послушанью прикованы мы?
В нашем грозном и яростном мире
Нас святое возмездье найдёт,
Нас добьют! Нас замочат в сортире!
А Отечество нас проклянёт.
Михаил СИПЕР ФОРМУЛА БЫТИЯ
СКУЧНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
В скучнейшем Осло, где сплошной ремонт,
Где голуби меняют формы статуй,
Сиди в кафе и на судьбу не сетуй,
Veritas в кофе, остальное – понт.
Смотрю на серый заспанный залив,
Что борется за звание фиорда –
Он нотою басовой из аккорда
Подчёркивает свой императив.
А я не в силах что-то совершить,
Вокруг стола вода всемирной скуки
Всё уравняла. Музыка разлуки
Пытается меня растормошить.
Толпа в кафе безмолвно ворожит
Средь пенных кружек в половину литра.
Когда бы не плясала здесь Анитра,
Что Осло вам, чухонские мужи?
У сигареты мятный вкус драже,
Он усыпляет, а совсем не будит,
И Вигелунда каменные люди
В мой сон влезают, как на ПМЖ.
ВОТ ТАК
Вот вечер. Вот стол. Вот стул.
Вот жук ползет по листу.
Вот формула бытия,
И в этой формуле – я.
Вот камень. В него стена,
Как память, заплетена.
Вот щепка. Она проста,
Отколота от креста.
Вот белый-пребелый снег,
Светящийся, как ночлег
На хрустнувшей простыне.
Всё это во мне, во мне.
В себе я несу мирок,
Не вышедший за порог.
В себе я огонь держу
Так просто, для куражу.
Чернильница и перо.
Тулуз-Лотрек и Коро.
Вот формула бытия,
И в этой формуле – я.
***
Когда звучит мелодия разлада,
Когда и разговор идёт натужно,
Мне в это время ничего не надо,
Поверьте, ничего уже не нужно –
Ни светлых дней и ни звезды в полёте,
Ни славы, ни здоровья, ни богатства,
А хочется завыть на тонкой ноте
И в землю на три метра закопаться.
***
Меня, как бритва, режет тишина,
Её тиски жестоки и нетленны,
Ей не страшны любые перемены,
Вокруг – нас много, а она одна.
Она пьянее пьяного вина,
Она страшнее смерти и измены.
В тиши сильнее набухают вены,
И крепнут цепи тягостного сна.
Люблю я шум, весёлый разговор,
Трамвая стук, и эхо дальних гор,
И шёпот, полный сладостных авансов,
Но, тишиною взятый в долгий плен,
Смеюсь насильно, словно Гуинплен,
И жду в тиши желанных диссонансов.
***