В свой свадебный наряд.
И облака из цвета
Из вешнего парят.
Земелюшка-землица,
Невеста из невест!
Тебе не разродиться,
Всё поглотишь окрест…
Ах, как разголосились,
Распелись соловьи!
Есть в том земная милость
Немолкнущей любви.
А наши все утраты
И скорбные слова,
И слёзы наши святы,
Пока земля жива!
ОХРАНИ НАШУ РУСЬ!
Охрани нашу Русь!
Твой нетронуто-белый
Снег – покров под поклон –
Знак высоких небес.
Охрани свет берёз
С перебежками белок
И таинственный иней,
Украсивший лес.
Охрани наш народ
На продутых просторах,
На равнинах, вдоль рек,
У курганов и гор.
Ох, и часто же он
Был расколот в раздорах,
Всё делил и делил
Свой бескрайний простор.
В схлёстах копья ломал,
В атакующем стиле,
Сколько слёз проливал
И невинной крови...
Не хватает любви
В расколовшемся мире,
На земле у людей
Не хватает любви.
Не без умыслов злых
Жизнь вершится вселенски.
Равновесье миров
На непрочной оси.
Боже, всех вразуми,
Дай наивности детской,
Охрани нашу Русь
И всех нас на Руси!
***
Над русскою равниной,
Где пижма с лебедой,
Лёт в небе лебединый
С прощальною тоской.
За облаками стаями
Сгущаются пары,
Как души, отлетаемы
В далёкие миры.
А я хочу остаться,
С полынью, с лебедой,
За лебединым танцем
Следить, паря мечтой.
С тоской непостороннего
Остаться там, где Ты,
Да с чёрными воронами
Крылатые кресты...
Мне душу так не тронет
Нигде уже, как тут.
Кресты не пустят корни,
Но нас оберегут.
Слежу я за полётом,
Всему своя стезя.
Летит пчела – а сотам
За нею вслед нельзя.
Лёт в небе лебединый
Приостановит ход –
И над родной равниной
Как дымка пропадёт...
Не всё в России осень,
Настанет и весна.
Земля заплодоносит,
Для Бога спасена!
Марина СТРУКОВА НЕ ОПРАВДЫВАЮСЬ... НЕ ОТРЕКАЮСЬ...
(ОТРЫВОК ИЗ НОВОГО РОМАНА)
Я угодил под пули второй раз в жизни. Первый раз были наши с Игорем шуточные расстрелы в карьере, когда один стоял у откоса, а другой целился так, чтобы попасть в мишень рядом. Но сейчас я пытался уйти от настоящей смерти.
Акаёмов ведёт машину быстро, в темноте мелькают вспышки реклам, цепи огней – окна, блики светофоров; драйв, это круто, даже весело, если бы не рука... Павел хмурится, бросая взгляд в зеркало над лобовым стеклом, я снимаю с предохранителя ствол.
– За нами, – я поднимаю глаза, в зеркале мигают фары. Когда переезжаем мост у Лужников, слышу очередь, мгновенная вспышка, машина виляет, вылетает на обочину, останавливается, уткнувшись в витую решетку, за которой белеют стволы берёз. Он распахивает дверцу, мы вываливаемся из машины, он тащит меня вниз:
– Мозги вышибут.
Визжат тормоза, преследователи тоже останавливаются, и над головами – веером очередь.
Акаёмов выхватывает из-под сиденья автомат.
Мы между решёткой и нашей машиной – некуда деться, он стреляет поверх машины. Я тоже стреляю, но понимаю, что луплю в молоко. Стрельба по мишеням – это не бешеная пальба на улице. Всё стихает. Мы должны рискнуть.
– Куда? Идиот!
– Ты их замочил.
Два тела лежат на асфальте за чужой машиной. Мы садимся в неё.
– Круто, как ты всех уделал. Я ни в кого не попал.
– Бездарь! – Акаёмов разворачивает джип.
– Умный, б...ь! Сам бы и руководил операцией.
– Теперь мог бы, засветился. Плевать, не всю жизнь торчать у компьютера.
Вдруг понимаю, что на его месте пожалел бы, что связался со мной. Рукав куртки тяжёлый и липкий от крови. Озноб.
– Не страшно.
– Спасибо за информацию, – огрызается он. – Кажется, за нами опять "хвост".
Мы в каком-то переулке. Машина останавливается. Павел безуспешно пытается завести, матерится, затем дёргает за рукав:
– Выметаемся.
Бежим в разные стороны. Я останавливаюсь, прислушиваюсь. Где-то позади чётко щёлкают несколько выстрелов. Вокруг обшарпанные стены, тёмные провалы арок, мусорные баки, вверху несколько освещённых окон – там живут обычные люди, народ, которому я служу, народ, которому плевать на меня… Не могу, не хочу уходить, не зная, что случилось с Павлом. Забиваюсь в какую-то подвальную дверь, в кромешной тьме перезаряжаю пистолет на ощупь; тонкий луч пробивается через дыру от выломанного замка. Вынимаю мобильник. Нажав на кнопку, вижу цифры – 2.40. Ещё пять, ещё десять минут жду, сцепив зубы. Решительно выхожу. Иду осторожно, напряжённо вглядываюсь в провалы переулков. Где же он? Где эти люди?