Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду.
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растёт туман… но я молчу и жду,
И верю, я любовь свою найду…
Я конквистадор в панцире железном.
И если нет полдневных слов звездам,
Тогда я сам мечту мою создам.
И песней битв любовно зачарую.
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в таинственный наряд
Звезду долин, лилею голубую.
Таким верховодом и завоевателем он был с детства. "Я хотел всё делать лучше других, всегда быть первым. Во всём. Мне это, при моей слабости, было нелегко. И всё-таки я ухитрялся забраться на самую верхушку ели, на что ни брат, ни дворовые мальчики не решались. Я был очень смелый. Смелость заменяла мне силу и ловкость. Но учился я скверно. Почему-то не помещал своего самолюбия в ученье. Я даже удивляюсь, как мне удалось кончить гимназию. Я ничего не смыслю в математике, да и писать грамотно не научился. И горжусь этим. Своими недостатками следует гордиться. Это их превращает в достоинства", – вспоминает зрелый Гумилёв. И частично наговаривает на себя лишнее. Всю жизнь он упорно учился, если хотел овладеть каким-то делом. Плохо владея французским языком, добился того, что отлично перевёл Теофила Готье и других символистов Франции. Научился отлично стрелять, хорошо и подолгу держаться в седле. Своими недостатками не только гордился, но умел превращать их в достоинства путём больших волевых усилий. В юном возрасте, по воспоминаниям современников, выглядел неказисто, шепелявил, глотал звуки "р" и "л", отчего над ним посмеивались и нередко отвергали ухаживания юные особы женского пола. Увлёкся Оскаром Уальдом ("Портрет Дориана Грея") и стал по методике английского романиста врастать в образ красавца лорда Генри путём напряжённых медитаций. И результат – портрет Делла-Вос Кардовской. Даже губы подкрашивал, ещё не понимая, что такое "врас- тание в образ" привело Оскара Уальда в тюрьму.
Но в женоподобные красавцы совершенно не годился, мужеское начало в нём было слишком сильно. В тюрьму едва не попал по иному поводу. Юношей в годы, предшествующие первой русской революции, увлёкся политикой, штудировал "Капитал", занимался революционной агитацией среди рабочих.
Обладал редким хладнокровием, сплавом слова и дела, что резко выделяло его среди даже крупных художников Серебряного века. В выше цитированном стихотворении "Память" назвал себя колдовским ребёнком, "словом останавливающим дождь". Это не просто литературный образ, это свидетельство его усердных занятий магией в молодые годы. Использовал не только опыт медитаций Уальда, но и "Практическую магию" Папюса, этого в некотором смысле предшественника Кастанеды.
Кстати сказать, оккультизмом увлекались многие коллеги Гумилёва по поэтическому цеху. Например, М.Волошин, А.Белый, В.Брюсов. Однако неизвестно, как далеко они заходили в своих оккультных опытах. О Гумилёве мы знаем, что он не один год экспериментировал с разными снадобьями, вплоть до наркотиков, в поисках "божественных" ощущений, которые наркоманы в наше время называют "глюками". А в ту пору иные "мастера оккуль- тизма" всерьёз полагали, что Тонкий Мир и его иллюзии равновелики картинам Божественным. Что годы подвижничества можно заменить "серебряной пылью" кокаина и предстать в раю перед престолом Всевышнего. Никуда не вычеркнешь такие "искания" Поэта из его биографии. Но справился со своими опасными завихрениями, поставил крест на наркотиках, принял на себя крест Первой мировой войны.
О мужестве, проявленном добровольцем солдатом, а затем унтер-офицером Гумилёвым, написано и сказано много. Повторяться не стану. Замечу лишь, что на фронте поэт воевал рядовым кавалеристом в тех же местах, что и Георгий Жуков. Подобно будущему маршалу, заслужил два солдатских Георгиевских креста. Эту ступень своего духовного роста отметил в том же стихотворении "Память" такими строками:
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
После награждения вторым Георгиевским крестом Гумилев некоторое время проучился в школе прапорщиков, получил первое офицерское звание, а также выпустил сборник "Колчан", составленный из стихов, написан- ных, главным образом, во время войны, Здесь, в этой книге, он предстаёт уже не просто талантливым стихотворцем – Россия приобрела в его лице большого Поэта.
Продолжая сопоставление Поэта и Маршала, вспомним интервью, которое дал в своё время Г.К. Жуков Константину Симонову: "Кто знает, как вышло бы, если бы я оказался не солдатом, а офицером, кончил бы школу прапорщиков… Может быть, доживал где-нибудь свой век в эмиграции". Можно с уверенностью сказать: этого с будущим Маршалом никогда бы не случилось. Судьбой гения распоряжается не личность его, но именно Судьба. Подобным, не зависимым от личности Гумилёва образом выстраивалась его дальнейшая жизненная траектория. Революция застала офицера Гумилёва в Европе. Он не торопился в революционную Россию, намеревался вместе с другими русскими легионерами в составе войск Антанты отправиться в обожаемую им Африку. Не получилось. Когда возвратился уже в больше- вистскую Россию, имел полную возможность эмигрировать, но за кордон так и не уехал.
Судьба уготовила Поэту возвращение в Питер, чекистскую Голгофу и посмертную публикацию сборника "Огненный столп", который открывается стихотворением "Память". Этот сборник обессмертил имя Поэта.