Пример двора её пленил…
Придворный тон её пленил…
– согласитесь, не однозначны.
Так и всё здесь на расшифровке, на перестановках и всевозможной компиляции по собственному уму и заказу. Невольно возникает вопрос: допустимо ли в литературе, тем более, в классической, подобное крохоборство? А ведь крохоборы потрудились в литературе весьма "плодотворно".
Итак, после черновика-ребуса, фотокопию которого предлагает Бонди, раскроем Академическое издание произведений Пушкина в переиздании 1949 года. Здесь уже на одних правах с "Полтавой" и "Медным всадником" красуется "Гавриилиада"! А на странице 91-ой третьего тома соавторы Пушкина ставят версию Бонди "Вот муза, резвая болтунья…" И ни слова о косяке соавторов. Чистый подлинник! А на странице 412 в примечаниях читаем: "Вот муза, резвая болтунья". Черновой набросок посвящения "Гавриилиады", адресованный, вероятно, Алексееву".
Вот так ставят точки над i. Здесь и поэма, и посвящение всего-то из мусора перечёркнутых слов. Но более того, если Бонди возможные, условные, слова заключал в квадратные скобки, то в издании скобки исчезли, да и весь текст отредактирован, появляются принципиальные знаки препинания, а строка "Не испугался, милый мой" становится "Не удивляйся, милый мой". Это уже доводка до "классики".
Вот так работают крохоборы, я бы сказал, политические крохоборы.
Валерий МИТРОХИН ЭТУ СТАЛЬ НАЗЫВАЮТ БУЛАТОМ
Как жизнь? Банальный вопрос. Кого всерьёз может интересовать сегодня жизнь другого человека? Поэтому на не обязывающий ни к чему интерес спросившего мы зачастую отделываемся дежурным ответом или банально отшучиваемся "Жизнь бьёт ключом… и всё по голове!"
В самом деле, каждый из нас находится "между молотом и наковальней", тяжесть которых прямо пропорциональна нашему положению в социуме. И часто по разным чувствительным местам нас эта жизнь бьёт чем-то более увесистым, нежели пресловутый гаечный ключ.
Не потому ли в родном нашем языке так много весьма выразительных идиом типа уже упомянутой "кузнечной" метафоры. Есть ещё и другие, например, "попасть в жернова". О таких "счастливчиках" с пониманием и сочувствием говорят, мол, ничего, "перемелется, мука будет!"
У автора книги "Свидетель жизни" есть два больших недостатка. Он добрый и справедливый. На это моё утверждение наверняка кто-то возразит: "Почему же тогда твой "добрый и справедливый" Вячеслав Ложко лучшие свои годы мытарил в ГУЛАГе?"
Отвечаю, потому что есть у него ещё один недостаток. Он всегда из самых добрых побуждений воевал за эту самую справедливость.
Это и о Вячеславе Фёдоровиче сказал поэт Станислав Куняев:
Добро должно быть с кулаками
Добро суровым быть должно,
Чтобы летела шерсть клоками
Со всех, кто лезет на добро…
Что и делал в дни своей молодости славный коктебельский поэт. Боксер, музыкант, певец, красивый парень, он, не задумываясь, резал правду-матку направо и налево. Не щадил и местное начальство. А у них, руководителей курортных зон, всегда рыльце в пушку. Чтобы не путался под ногами молодцеватый забияка, они подсылали к нему провокаторов, чтобы те, вызывающим поведением в поле зрения нашего защитника добра и справедливости, получили от него тумаков. С синяками и шишками бежали они в травмпункт, снимали побои и подавали на хулигана в суд. Так номенклатура нижнего звена избавлялась на какое-то время от раздражителя и свидетеля своих проделок, отправив разнообразного в своих проявлениях молодого человека из курортной зоны в другую, где правил бал другой хозяин. Для свободолюбивого характера такое испытание было опасным ещё и тем, что за колючей проволокой легко было свихнуться и пасть так, (подобное случалось со многими!), что уже подняться не представлялось возможным. Чтобы спастись от открывавшихся подобных возможностей, Вячеслав Ложко, во-первых, сам выработал и успешно применял тактику отстранения. Что это за тактика такая? Научился определённым образом настраиваться. Говорил себе: всё, что с тобой случилось, случилось не с тобой. Парень в сапогах и ватнике некто другой, который нуждается в твоей поддержке. Потому, что роднее и дороже его у тебя если не на свете, то в этой зоне отчуждения больше никого нет.