Момент истины настал во время выборной кампании 1999 года. Сошлюсь на два эпизода.
Эпизод первый. Осенью Проханов собрал у себя в кабинете немалую часть лидеров русского национализма на предмет создания своего рода "запасного выборного полка", во главе которого он намеревался поставить Макашова. Я, обнадежившись поначалу самим фактом созыва националистов в кабинете главного редактора "Завтра", сразу понял, увидев генерала, что основной смысл затеи — подкрепить на выборах КПРФ, а вовсе не нас. Впоследствии я убедился в своей правоте, сидя на "Народном радио" и слушая (перед этим выступив сам в рамках кампании "Спаса") выступление лидера ДПА Альберта Макашова, который призывал слушателей голосовать… за КПРФ ("ну а если кто не дорос еще до интернационализма, тот пусть отдаст свой голос ДПА"). Такой вот агитатор…
Надо сказать, что я не обольщался насчет Макашова и понимал: сегодня этот человек удачно что-то ляпнул "про жидов" и пожал обильные лавры народной любви. А завтра, если мы поставим его во главе русских националистов, он на таком же голубом глазу может ляпнуть "Даешь Советский Союз!" или "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" — и уделает все наше движение сверху донизу… Увлечение Проханова Макашовым всегда казалось мне феноменальным и, как сказал бы Кант, неинтеллигибельным. Никто из нас не клюнул на эту наживку. Хороши бы мы были!
Эпизод второй. Зарегистрировав, скрепя сердце и скрипя зубами, движение "Спас" как участника выборов, власти перепугались и стали делать все, чтобы вычеркнуть нас из списка. Судебный произвол (я присутствовал на всех судах "от и до" и сам все наблюдал) превзошел любое воображение. С отчаяния мы бросились собирать подписи под письмом протеста против этого произвола. И надо сказать, многие лучшие русские люди — вечное им спасибо! — это письмо подписали. Из известных русских деятелей отказали нам лишь двое: Владимир Осипов и Александр Проханов.
В тот день я понял, что больше никогда не дам ни одной проблемной статьи в газету "Завтра".
Я понял и другое: "Завтра" прикована к КПРФ, как каторжник к галере. А рулит рулевой. А кто у нас "рулевой" — не секрет. И на дно этот каторжник пойдет вместе с этой же галерой. Куда она — туда и он.
Жаль, смертельно жаль умных, талантливых, милых работников газеты, которых я всей душой уважаю и люблю. Жаль, ибо, боюсь, им не перепрыгнуть уже с борта своей галеры — на борт другой, набирающей ход.
А галера КПРФ явно обречена, и вряд ли кто-то еще этого не понял.
На первый взгляд, напряженное противостояние красных с режимом ушло. Состоялась "знаковая" встреча Проханова и Чикина с Путиным, вернулся новый-старый гимн, лидеров КПРФ привлекают к консультациям, Селезнев — просто свой человек в Кремле, фаворит президента на подмосковно-губернаторских дерби…
Но такая "атмосфера конструктивной критики и делового сотрудничества" есть не что иное, как соглашательство и политическая гибель. Власть просто душит коммунистов в объятиях. Путин отводит красным строго очерченное (Глебом Павловским) политическое пространство. Системная оппозиция должна знать свое место. И она его, судя по всему, знает.
Ничего удивительного, что, согласно официальному отчету, с 1995 по 1999 гг. левые уже потеряли 3,86% своего электората, хотя жизнь народа не стала лучше. Они и будут его терять с каждым годом. В новой Думе красных меньше, чем в предыдущей, а в следующей будет еще меньше. А партийная номенклатура высшего эшелона плавно будет перетекать в другую партию — в "партию власти" (чего, собственно, им всегда и хотелось). Не все, конечно, а те, кого туда возьмут. Хотя бы в губернаторы.
За счастье жить и умереть под гимн Александрова красные господа-товарищи (и те, кто связал с ними свою судьбу) заплатят политическим прозябанием и собственной выхолощенной сутью.
РАЗЛУКА БУДЕТ БЕЗ ПЕЧАЛИ? Я отчасти признателен Глушковой, подавшей мне повод для данной статьи. Ее давно бы надо написать, но по своей инициативе я бы, наверное, не решился на такую откровенность. А теперь вот сказал — и облегчил свою душу.
В благодарность поэтессе я все же добавлю пару серьезных слов по поводу ее статьи.
Глушкова обвиняет меня в "принципиальной антинародности" — как если бы интеллигенция, которой я привержен по сословно-классовым соображениям, не была частью народа. Но дело даже не в этом. Она цитирует мои слова: