Впрочем, постучаться никому не запрещается...
Впущу ли — вот в чем вопрос вопросов.
И все же отчего некоторые препошлые и преподлые вещи, предметы, представления, мысли, проникают порою так запанибратски, запросто, без спросу в тайное тайных моей сути, моей души, моего Я?
Пальцы продолжали неслышно маршировать, передний вал катка не прекращал своей показательной бессмысленной трамбовочной деятельности, не приблизившись и на спичечный коробок к основанию стыло подергивающегося туловища, обряженного в казенную матрацную пижаму...
Мои глаза машинально таращились в миниатюрный экран мобильного телевизора, регистрируя идиотский фарс — форсмажорную ситуацию при умертвлении профессионального ликвидатора...
Мертвые зрачки телекамер с туповатым недоумением фиксировали мою профнепригодную потерянность, путая ее с неумышленной задумчивостью неофита-экзекутора...
И буквально через мгновение я обнаружил себя прямо перед вхолостую прокручивающимся передним валом, который, оказывается, все-таки удосужился исполнить первично кровавую работу предварительного этапа экзекуции: вместо наглаженных полосатых ляжек жертвы моим брезгливым глазам предстал анатомический — судмедэкспертный слайд, на котором четко отпечаталось — черно-кумачовое мясистое месиво, из которого торчали отполированные обнажавшиеся бело-розовые берцовые кости...
Ну все, все! Пора, пора просыпаться...
Это уже, дядя Володя, не смешно. Это в самом деле попахивает патологией. Подобные сновидческие эмпирические упражнения и любования непременно спровоцируют какую-нибудь затейливую психопатологическую бяку с трусливым человеческим разумом...
Почему-то не просыпалось...
Чтобы окончательно удостовериться, что моя персона присутствует в очередном непрошеном сновидении, я попытался защемить правую мочку собственного уха... И не обнаружил искомого на привычном законном месте!
Ну, слава Создателю, — значит сплю! Следовательно, все происходящее не более чем обычный сновидческий бред...
Следовательно, в собственном сне я могу творить, как мне заблагорассудится. Не оглядываясь, так сказать, на общечеловеческие и прочие обычаи и правила жительства...
— Приятель, скажи как на духу — неужели совсем не больно?
Тон лица нормальный. Зрачки не расширены... Странно все это. Слушай, а тебе не приходило в голову, что ты спишь?
— Юродствуйте, господин любитель! Испоганил обе ноги, знаешь... такие дырки, я чувствую, не заштопать, а?
— Не знаю, я не лекарь... И палачом не получается потрудиться. Так, скуки ради согласился поучаствовать в шоу-казни... Идиот! Непонятно — почему этот сволочь-каток застрял тут? И тебя, приятель, и меня мучает почем зря. Впрочем, во мне каких только гадостей не встретишь... ладно, потерпи еще. Скоро все равно все кончится.
— Дай-ка закурить, знаешь! У меня свои, под мышкой, в мешочке припрятаны... Достань, сделай милость, знаешь. Сам видишь, — руки заняты. Затекли, черти, знаешь!
— Покурить захотелось... ну покури, покури! Где под мышкой, какой?
— Да здесь, под левой, в тряпичном мешочке. Жена озаботилась, знаешь.
Я с некоторым сомнением поиз
учал монолитный фасад методично буксующего, перепачканного грязью и сукровицей, жалкого полудохлого вала катка-убийцы и наклонился к жертве, одновременно запуская руку в распах его казенной тужурки...
Как и положено в нормальных сновидениях, я абсолютно игнорировал близстоящую праздную публику, в которой преобладали тележурналистская братия, чиновные сюртуки и обыкновенные стражи правопорядка при расчехленном штатном вооружении: каучуковые палки, автоматы со складными каркасными металлическими прикладами, прозрачные дугообразные пластиковые щиты, изукрашенные многочислеными боевыми шрамами-царапинами...
Вместо лиц, — сплошные круглые, овальные, расплывшиеся и аскетично подобранные личины, — маски-амплуа театра Кабуки...
Потыкавшись в потной тесноватой подмышке приговоренного, мои пальцы наконец наткнулись на нечто геометрическое, проминающееся, заключенное в мягкое, вроде как фланелевое...
И, зажав между пальцами похожее на примятую сигаретную пачку, потянул наружу...