занавешено оно:
надоело тратить взоры
на январь, где днем темно.
Над столом пылает лампа,
свет сгущает — абажур.
И стило сжимает лапа
вся в морщинах… Все — ажур!
Завывает где-то ниже
этажом — водопровод.
…Был — шатун. Теперь я — в нише.
Но еще — не идиот.
22/1-2001 г
СУМЕРКИ
Все так же, все то же, —
день жизни — на конус…
И песенку гложет
надтреснутый голос.
Смеркается… Тени
длиннее и гуще.
Шуршание денег
в компании пьющих.
Не губы — пиявки,
что тянутся к скверне.
Шуршание травки
в измызганном сквере.
Темнее и тише…
Ночь — смерти подобна.
И город нависший
вздыхает утробно.
2001 г.
***
Дурные вести — отовсюду,
мир — крематория труба.
…Расколотили, как посуду,
троим «ванюшам» черепа;
взорвали дом с честным народом,
старушку заживо сожгли…
Такую черную погоду
на нас мы сами навлекли.
свобода, как лихой наркотик,
нам исковеркала мозги.
…Магнат, убивец, идиотик
и уйма прочей мелюзги.
А был народ — терпел, но верил,
что он велик и нерушим.
…Вот и помыслим без истерик
про тот и нынешний режим.
10/1-2001 г.
Питер
***
Речи, встречи… Разум скуден.
Взгляд исполнен мудрой лжи…
Государственные люди,
это как бы — а л к а ш и.
Засосала власть — болото…
Трифон был, а стал — трибун!
И на каждом — позолота!
И — сбиваются в табун.
А когда под зад коленом
так ли, иначе дадут —
не нетленкой — п о ш л ы м т л е н о м
будет пахнуть их редут.
1997 г.
***
"Россия!" — слышу вновь и снова:
испытан слух, и польза вся…
Нельзя мусолить это слово,
как имя Пушкина — нельзя!
О, вы, ретивые пииты,
не жаль вам имени страны.
Вы этим именем избитым
не в хор, а в пыль превращены…
Нет, не в словесной круговерти
трепать, священное губя,
а лишь — под пыткой, перед смертью
и то — не вслух, а про себя.
9/1-2001 г.
Питер
***
"А там, во глубине России,
там вековая тишина…"
Россия, получай урок
всевиденья и устремленья.
Провинция — ты наш пророк!
Ты — скромность наша и смятенье…
В дождливом Питере рожден, —
я не однажды, а полжизни —
твой посещал глухой район
и вдаль бежал всея Отчизны!
Там — георгины в сентябре
склонили мудрые головки.
Там — как с собою! — на заре
я объяснялся с мухоловкой…
Россия, ты ушла в песок
своих ошибок, индульгенций…
И вновь — твой шаг наискосок:
несоблюдение конвенций!..
1997 г.
Людмила Жукова ЧУХЛОМСКАЯ ЭЛЕГИЯ
ТЫ там, где шведы оставляли след,
играя в кубики. Им удалось прославить
желание с камнями поиграть.
Но пылкости средневековой нет
у местных, чтобы алгоритм составить
игры. Способны только повторять
аборигены прошлого уроки,
чтобы ветшающей гармонии пороки
кирзой кирпичной тщательно латать
с таким усердием, с каким мы рюхи
в апофеозе сумрачной разрухи
железные кидаем в облака
и, бороды задравши, ждем, пока
они когда-нибудь не свалятся обратно.
Ты там, где не увидишь пятна
на скатерти. В намордниках газонов
цветы. И одеваясь по сезону,
на голых рыб, мрачнея, смотришь ты;
и в пахнущие известью аорты
столичных улиц входишь, как в кусты
шиповника. Остры красавиц взгляды,
несущих европейские наряды
на северных плечах. И стерты
слегка, как камень, резкие черты
тяжелых лиц… Здесь скульпторам лафа —
природа катит валуны под ноги.
Да только стороной обходят боги
капризные воспитанный ландшафт.
Расчетливость им действует на нервы,
и оттого здесь невозможно перлы
небесные в салонах отыскать.
Но и без перлов здесь живут неплохо.
ЦЕНТР тяжести давно уже эпоха
сместила в сторону непаханных полей,
морозит зад в снегах Гипербореи,
высиживая что-то… Ждем подарка
очередного. Но пока не жарко.
И солнце первый раз после дождей
купается в тумане. Соловей
помалкивает. Но лягушки славно
расквакались у старого пруда.
Глаз радуют крапива, лебеда.
Грибов и земляники прорва.
Листва весь день без умолку болтает.
И все равно чего-то не хватает.
Когда бы только знали мы чего,
Тогда бы и не брались за перо.
ВЧЕРА мне тут русалка у пруда,
кувшинки обрывая, проболталась,
что небо сильно накренилось
и выкатилась новая звезда.
Мы видели ее. Сияет
младенческою чистотой
над черноземной нашей темнотой;
над городами, полными тоски,
где время разрывают на куски
и сын над наготой отца смеется.
Она как жилка солнечная бьется,
возникшая неведомо откуда.
Как прокаженные мы жаждем чуда.
В такие непролазные леса
нас заводили эти чудеса,
такой мы данью страха облагали
самих себя, что сам полночный князь,
наверное, пресытился, дивясь,
как толпы в очередь к нему стояли.
Земли кровавый полог приподнять