Ни слова не говоря, взял серебряное блюдо и руки им вытер, будто полотенцем.
Август кубок серебряный смял. Петр супницу серебряную в блин превратил.
Август узелки на ножах столовых завязывает. Петр канделябры в серебряные шары свивает.
Так и трудились, покуда кушанье не принесли.
И только когда принесли, сообразили, что кушать не чем и не с чего. Искореженный сервиз под столом лежит.
Пришлось прямо со стола руками кушать.
Ну и что?
— У нас пословица есть… — сказал Петр. — Если сила есть… Знаешь?
— Ага! — Август кивнул. — У нас тоже в Польше говорят, если сила есть, и сервиза не надо…
ПРУТСКИЙ ПОХОД
Петр Первый великим полководцем был.
Правда, иногда и у него промашки получались…
Вот однажды он в поход на турков пошел.
— Пошли-ка, ребята, — сказал, — на турков сходим. Побьем их маленько, а то чего-то давно они небитые.
Но турки не знали о решении Петра и сами окружили его со всей армией на Пруте.
Однако Петр не растерялся.
Вызвал Шафирова и сказал:
— Ты, Шафиров, один у меня умный. Поезжай к туркам, скажи, что я им все отдам, если меня живым выпустят. Поселюсь в Петербурге у себя, буду там жить на старости, в окошко на Европу глядеть…
— Гыр-гыр! — Шафиров отвечает. — Пошто, государь поганым туркам державу-таки отдавать? Им и денег хватит, а держава, гыр-гыр, нехай нам останется.
— Делай, как знаешь! — ответил Петр. — А мне только бы живу остаться.
Шафиров откупился от турков деньгами, отпустили турки Петра с его армией.
— Эх, голова, голова! — сказал тогда Петр. — Не быть тебе на плечах, если б не была так умна!
А Меншиков, слышавший эти слова императора, спросил:
— А пошто пасмурной-то такой, Петр Алексеевич?
— Так державу ведь, Сашка, жалко… — ответил Петр. — Я же ее яврею отдал.
— Да ну тебя, камарад… — сказал светлейший. — Повесь Шафирова этого, да и дело с концом…
— А ведь ты правду сказал, Сашка… — подумав, сказал Петр и уже радостней повторил. — Эх, голова, голова…
— Да! — сказал он. — Прав ты, камарад… Все рано ведь и Шафирова к людскости надо приучать.
ОПАЛА НА МЕНШИКОВА
Хотя при Петре Первом и не было еще антисемитизма, но Петр уже тогда решительно пресекал его.
Однажды его денщик Девиер посватался к сестре светлейшего князя Меншикова, а тот вместо благодарности приказал высечь Антона Мануиловича.
Оправившись от побоев, Девиер сообщил об этом Петру, и царь немедленно отправился к Меншикову сам.
— Ты чего, совсем охренел, камарад? — спросил он. — Ты пошто Девиеру-то отказал, а? Ты кем меня перед Европой выставить хочешь?
И хотя Меншиков и отдал сестру Девиеру, но царь так и не простил светлейшего.
Посоветовавшись с Девиером, приказал засудить князя, и только неожиданная смерть Петра отсрочила наказание.
— Дубовые сердца хочу видеть мягкими… — любил говаривать Петр.
ГУЛЯЩИЕ ДЕВКИ РУССКОЙ ИСТОРИИ
Вообще-то Петру Первому очень нравилось царем быть.
Но иногда и на него уныние находило.
Сядет, бывало, и плачет, дескать, вот привел черт в этой стране царем родиться!
— Лучше бы мне, камарад Алексашка, плотником в Амстердаме быть!
— Это ты через край хватил, мин херц! — Меншиков его утешал. — Плотником — и в Амстердаме, небось не сладко?
— Дурак ты, камарад Алексашка… Если бы я не знал сам, ежели б не был плотником в Амстердаме, разве стал бы говорить такое?
— Ну был, мин херц… — Меншиков говорит. — А чего же не остались там, если понравилось?
— А бабы, камрад Алексашка, дуры… — Петр отвечает. — Говорю там одной девке, дескать, люби меня так! А она, дура, ни в какую… Нет, говорит, не буду. Ежели не царь ты, то мне и дела до тебя нет! Из-за их, из-за дур этих, и не исполнил своего желания!
— А давай, мин херц! — Меншиков тогда говорит. — За девок за этих гулящих выпьем!
— С какой радости, камарад? Охренел ты совсем?!