Кто его критиковал.
— Перевертыш, злой и серый,
Верный натовский трезор, —
Вверг он матушку-Расею
И в бесславье, и в разор.
— Да, об этом человечке
Благодарного словечка
Не сказал никто нигде —
Ни в Москве, ни в Кулунде.
— Да хвалить уж кто бы взялся…
Пропил Русь он!
— Посему
Лучше б — вовсе не рождался!
Нам бы лучше — и ему…
(обратно)
Геннадий Колдасов РАССКАЗОЧКИ
ЕГОРКА-ФИНАНСИСТ
Егорка, — а точнее сказать, Джорджик, — очень необычный ребенок для средней полосы России. С самого начала своей жизненной карьеры, а началась она прямо с первого дня его появления на свет, он тут же научился считать, и всем своим начинающим существом чувствовал, что счет любят прежде всего деньги.
Но что самое удивительное — Егорка научился считать, не умея читать и говорить.
Он по стуку в дверь, по тому, как и сколько стучат, знал о том, кто к нему идет и зачем. Вскоре он уже без стука никому не позволял входить в свою комнату, даже родной матери. Чувство собственности — это, пожалуй, первое и самое сильное чувство, которое пережил Егорка в своей жизни.
На просьбу обожающей его мамочки: "Ну, скажи, сыночек: ма-ма, ну скажи: ма-ма?!" — он чинно брал со стола маленький американский кейс и ласково, без тени сомнения, говорил: "Бакс!" — "Бааакс?!" — прокатывалось изумленным эхом в стане домочадцев.
Взрослые радостно хлопали в ладоши и восклицали: "Не иначе как талант!" Другие уточняли: "Талант — это минимум. Почему мы не назвали его Рокфеллером?"
Нутром чуя радость родичей, Егорка-Джорджик, чмокая губами, заключал: "Вот когда вывосту, у меня будет бафой-бафой кейс, я так набью его деньгами, фто его и заквыть будет невозможно!"
Взрослые восторженно кивали головами и уже тогда смекали, что Егорка добьется этого не иначе, как через "шоковую терапию"…
МАЛЕНЬКИЙ ПРИВАТИЗАТОР
Толик рос тихим и послушным ребенком. Рано вступил он в пионерию и комсомол. Учился он хорошо и еще в школе сделал первую попытку вступить в партию.
Все у него шло, как надо. Он любил сладкую жизнь и мог бы радоваться ей, если бы не два «но». Первое, что его удручало, это его неудачная фамилия. А второе «но» — это то, что ребята-сверстники его почему-то били.
Если что-то вдруг пропадало в классе или во дворе, все, кроме учителей, родителей и завуча, знали: искать нужно у примерного Толика. Когда же ребята приходили к нему за пропажей, он всегда говорил им одно и то же: "Я не украл, я приватизировал". Те ему отвечали: "Если приватизировал — получай проценты!"
Иногда проценты были болезненными, но рыночная суть Толюнчика оставалась неистребимой. Он только всякий раз сожалел о том, что приватизация не прошла так гладко, как бывало в том еще более раннем детстве, когда он даром ел варенья, сколько хотел.
Толюнчику было тогда 5 лет. Он ходил по соседкам и говорил рыночно просто, всегда одно и то же: "Мама заболела и хочет малинового варенья. Подойдет также клубничное, вишневое и абрикосовое варенье. Помогите, пожалуйста, мамочке! Не хватает на варенье".
"Сейчас, сейчас, Толюша, — говорили соседки. — А во что тебе положить?" Толюша отвечал: "Да ни во что, я прямо из банки поем".
Соседки умилялись рыночной находчивости малыша-приватизатора, которому варенье доставалось шутя. И уже тогда он решил стать приватизатором не на шутку.
КИНДЕР-СШИВАТЕЛЬ
Мальчик Сережа всегда отличался верхоглядством. Его в жизни мало что по-настоящему интересовало, разве что всякие оккультные штучки.
Какое-то время он пробовал стоять на голове. Но это требовало немалых личных усилий, а киндер к этому не был готов, хотя перевернутый мир ему показался подходящим.
Когда он подрос, в России появились атлантические сайентологи, Сережа к ним потянулся и вскоре почувствовал себя там, как в своей тарелке.
Среда оккультных проделок, легких доходов, околорыночных афер и психолингвистических технологий — это как раз было то, к чему он бессознательно тянулся.
Жизнь приобрела для него осязаемый смысл. А когда ему предложили за ощутимые суммы и сектантские привилегии продать свою душу, он быстро и легко согласился, ибо давно знал, что его душа, в общем-то, ничего не стоит.
Он подавал явные и многообещающие надежды, его новые друзья еще немного, для порядка, поднатаскали в технике афер.
Он прошел практику за рубежом, получил соответствующий ярлык и решил, что вполне созрел для большой политики.