В результате такого осознанного цинизма Троицкого и выбора самого спокойного добротного исторического детектива двумя питерцами первым лауреатом стал Леонид Юзефович. Мне показалось, что сам писатель к такому решению был не готов. Может быть, он даже чувствовал, что это не его премия, но отказаться от выбора жюри не посмел. Позже в Интернете Вячеслав Курицын запустил версию, как он, якобы напоив накануне вечером Павла Крусанова, заставил того изменить свое решение и вместо избранного Дмитрия Быкова поставить Юзефовича. "Любителям теорий заговоров, уверенным, что во всех премиях "все куплено", будет занятно узнать, как на самом деле делается история... Очень просто. Покупается большая бутылка водки... Подпаивается... Крусанов... В результате у Юзефовича оказывается два голоса, а у Быкова один. Без Пашиной рокировки было бы все ровно наоборот. Смею вам уверить, что решения по РАО "ЕЭС" принимаются примерно так же..." Даже если все так и было, в чем можно и сомневаться, никак не колеблет эта пьянка теорию заговоров. Не вижу большой разницы: Юзефовичу или Быкову дали бы премию. Результат и для реноме премии, и для всего общества был бы один. А вот в то, что Курицын с бутылкой водки мог бы переломить саму либеральную ситуацию, очень сомнительно. И Павел Крусанов при всем своем латентном империализме вряд ли решился бы ослушаться мнения буржуазно-издательской среды и переписать свой голос в пользу Проханова или даже Лимонова. Пойти против всех своих — кишка тонка. Даже обидно, ведь его "Укус ангела" абсолютно противоположен прозе Юзефовича и по стилистике, и по заложенным в романе идеям.
Уже в конце церемониала я спросил Ирину Хакамаду, довольна ли она итогами первой премии. "Я очень довольна, потому что на самом деле по жанру, по интриге роман Юзефовича наиболее отвечает требованиям бестселлера. Мне кажется, церемония удалась". Иного ответа от председателя жюри, наверное, и нельзя было ожидать, но неужели такая спокойно-буржуазная судьба ждет и саму премию в дальнейшем? Разве об этом мечтал ее идеолог Виктор Топоров?
Море волнуется — раз, море волнуется — два, а на счете три замерло, и не добежало до Невы державное течение нашей литературы. И сам лауреат, бывший пермский, а ныне московский автор исторических детективов, тут ни при чем. Был бы на его месте Акунин или была бы Толстая — избрали бы их. На самом деле талантливо, изобретательно, а то, что мимо жизни, мимо живого человека, где-то на обочине русских традиций, так это для буржуазного общества неважно. Главное, чтобы державное море не разволновалось...
И все равно радостно, оттого что реальная битва началась: за державу, за русские традиции, за живого человека с его обнажающей и временами страшной правдой. И мне нравятся прорывы русских писателей то в Солженицынскую премию, то в шорт-лист "Национального бестселлера"; это не коллаборационизм, это давно ожидаемый выход из резервации, куда нас так старательно загоняли все десять лет и где многим нашим литературным властителям уже уютно и спокойно. Сон патриотов очень уж удобен власть имущим. За уход в резервацию даже приплачивают, обеспечивая спокойную старость, добровольный уход в никуда. Но кто еще молод душой, в ком клокочет талант, будь то Личутин, Юрий Кузнецов, Александр Проханов или их более молодые коллеги, те будут и дальше идти на прорыв. Русский прорыв...
Илья Кириллов ХЛЕБ И ЗРЕЛИЩА
Еще вчера можно было говорить о литературе как о предмете, который в соответствии с законами рынка превращается в недорогую разновидность шоу, доступную всем и каждому и в материальном, и в ином смысле: детективы А.Марининой, мыльные оперы Акунина и Обедоносцева, Солженицынская премия, "загадочные" бестселлеры В.Пелевина, премия "Национальный бестселлер" и т.д.
Сегодня, совершенно очевидно, возни
кла другая опасность — стремление ангажировать литературу в более явном, так сказать, классическом смысле. Литература независимая, литература неприкаянная... просто жаль, что такая красота (а красота это еще и, как известно, страшная сила) пропадает без пользы для кого бы то ни было, в том числе для себя самой. Между тем у нее могло бы сложиться взаимовыгодное сотрудничество, и не с кем-нибудь, а с властью, жизнь и судьба.