Люди метались, потея, слепцами без поводыря;
Слабенькие удары воздух месили зазря.
Нам изменило зренье; что ж, смелыми делает ложь;
Владеть тем, чего не видим, зовет нас рассудок: итожь.
Щит нам давал прикрытье, но меч лишь подарит власть —
Щит сорвут в потасовке, рукоятка не даст пропасть:
В богатстве не будет защиты, в силе одной — оплот;
И если предали Боги, то все же пойдем вперед.
Сполна потрудились маги, черный выдался день,
Но наши враги — мы сами; зовут их Гордость и Лень.
Гордость была до битвы, Лень лишь держала копье,
В сердце народа таились неверие и нытье;
Так лихорадка в болоте прячется до поры,
Но жар борьбы поднимается, надо точить топоры.
Мы от болезни очистимся — зря ль что ль пускали кровь;
Тело к борьбе воспрянет — мужество вспыхнет вновь.
Люди вернутся к пашням, выкорчуют сорняк,
Счет подведут сраженьям и господин, и батрак;
В храмах беседуя громко, затронут богов войны;
Пускай они тоже примут немалую часть вины.
Служители жезлами, рясами тоже свершали грех;
Кичились неверием, смехом; стыдом обернулся смех.
Люди на войнах состарились, шатаясь туда-сюда;
Смех и презренье спаялись и ждут твоего суда;
Следует злым или добрым быть — чья важнее роль?
Нас лишь Король научит. Слово тебе, о, Король!"
ЗАКОН ПОСЕЙДОНА
("Оковы дисциплины" — "Странствующие и путешествующие")
Как только дерзкий Человек на плотике поплыл,
То засмеялся Посейдон: "Моряк, умерь свой пыл;
Смотри, надеюсь на тебя, не преступай Закон,
Чтобы никто и никогда не колебал мой трон.
Позволь, чтоб Зевс приговорил тебя к земле; замри,
Пускай забвенье для греха предложат алтари;
Но если, море полюбив, ты не сойдешь с пути,
То помни — Парки начеку, ты с ними не шути.
Забудешь греческий язык, пройдешь, оторопев,
Сквозь радужные стаи рыб и бездны мрачный гнев;
Пусть дует ветер в паруса несломленной судьбы,
Пусть будут хороши во всем и снасть, и похвальбы.
Старайся истово служить всегда, не до поры;
Тебя спасет жестокий Бог, прими мои дары —
Напор и силу щедрых рук, отвагу острых глаз
И душу, что не терпит лжи — все по тебе как раз!"
Что ж, этот искренний наказ и праведный Закон
Воспринял сердцем Человек, да оступился Он;
На отмель судно посадив, сошел он с корабля,
Переманила миражом цветущая земля…
Трирема, спальня, низ и верх, чья четче правота?
Три сотни лезвий промелькнут за оборот винта.
Что ж, оклик Бога, киля хруст сражаются с судьбой,
Да только дерзкий Человек остался сам собой!
Вернувшись из различных мест, понавидавшись звезд,
В таверне около огня он прочно занял пост;
Хлебнул Фалернского, курнул покрепче табаку…
А все же дерзкий Человек не сляжет на боку!
КОРОЛЬ И МОРЕ
(17 июля 1935)
Помимо Царств и Государств
Любви к Нему поднялся пласт;
В почтенье, в преданности, мол, Король, не обессудьте;
Призналась Бурная Волна
Всем жаждущим, искавшим дна:
"Как много Человеку дал Я, Океан, по сути!
Не столько Шар или Венец,
Когда рундук сыскал конец;
Иль в рубке рулевой, отважась
Печальный способ предпочесть,
Не Благосклонность или Лесть,
А нечто личностное, пусть балласт и тяжесть.
Не по рожденью иль чинам
Я дарован ничтожным вам
Возможность бултыхаться в трюме;
Оно, конечно, не трюмо,
Но отсвет на лице прямой —
И длится постиженье в сумме.
Итак. Я научил его
Искать в молчанье торжество,
Усвоить и разлук урок (помимо прочих);
Понять, что честь, да и хвала
На вкус порою не халва, —
Глоток упрека жив. Так я упрочил.
Освободил его от сна.
Чтоб приоткрылась глубина,
Чтоб, наблюдая, понимал он все, как надо;
Когда ж я гнал его в сердцах,
Чтоб он, ослепший, не зачах,
То и, оглохший, ладил он с моей досадой.
Открыл ему обман морей, —
Их мрачный и дурной хорей, —
Где выбор просто умереть или — со смехом.
Я Цену Глупости назвал
И трещину в душе признал
(Уроки прежние — нам в дар, а не помеха).
Я дал ему шальную Власть
Охулки на руку не класть —
Чтоб не осмелился никто противоречить.
Есть Середина, и Конец,
И Слово, двигатель сердец,
И Океан, что за бортом, а не далече.
Зачем, когда он стал увенчан.
То Силу посчитал Увечьем,
И Власть отверг, и голубой покой — мечтой храним.
Он борется с собой изрядней, чем Океан порою спорит с ним!"
.. . . . . . . . . . . . . .
В Его Поместьях, кроме Слуг,
Имея только Пару рук,
И корабли, что не нуждаются в опеке,