РЕДАКТОР
ВИКТОР СТОЛПОВСКИХ: — Бесспорно, Илья Сергеевич Глазунов — великий русский художник нашего времени. Его личность многогранна и вызывает бесконечное уважение и восхищение всех, кому выпала честь общения с ним. В наше смутное и апокалипсическое время, когда под угрозой находится само историческое бытие некогда великой державы, творчество Ильи Глазунова необходимо как воздух, ибо выражает национальное самосознание. Его имя широко известно как у нас, так и за границей. Глазунову позировали короли Лаоса, Швеции, Испании, президент Италии, Индира Ганди.
Меня восхищает его удивительная, нечеловеческая работоспособность, помноженная на гениальный интеллект и фантастическую разносторонность творческой деятельности. Общеизвестно, что он — великий учитель, создавший в Москве Российскую академию живописи, ваяния и зодчества, и мудрый наставник, исполненный добра не только к своим ученикам, но и ко всем людям. Щедрость его духовного гения неисчерпаема — он оказывал и оказывает влияние на многих великих и невеликих современников. Его выставки — всегда огромное событие.
Его книга "Россия распятая", являющаяся исповедью художника и гражданина, сыграла огромную роль в воспитании нового поколения.
Илья Глазунов — не только художник, но и историк, архитектор и создатель многих прекрасных интерьеров, на первом месте среди которых стоят интерьеры Большого Кремлевского дворца в Москве.
Я считаю для себя честью быть издателем этого альбома, который наиболее широко отражает многогранность творческих достижений Ильи Сергеевича.
Не верится, что этот альбом издан к 70-летию художника. Не верится потому, что вечно юное искусство его пронизано такой могучей силой и творческим подъемом, о которых могут только мечтать молодые художники. Подлинное искусство высокого реализма понятно всем. Особенно, если оно наполнено любовью к Родине, к добру и вечным ценностям нашей великой православной цивилизации.
(обратно)
Валерий Исаев “МЫ ЛЮБИЛИ КАК БОГИ”
* * *
Мы любили как боги.
Мы как будто летали.
Ощущенье свободы
Мы обретали.
Мы резвились как дети,
Мы смеялись и плакали,
Мы парили раздетыми,
Побросав наши платья.
Крылья сложим, расправим.
Никаких осторожностей,
Никаких правил!
Наши руки сплетались,
Губы нежно слипались,
Головы — кругом…
Лишь когда одевались,
Мы немного стеснялись друг друга.
* * *
Лучше верить, что тебе помогут,
Что найдут и руку подадут,
Сделают, что знают и что смогут,
Но не бросят и не продадут.
Лучше верить: так оно и будет,
Что кругом внимательные люди,
И теперь меня одна забота будит —
Взять бы, да кому-нибудь помочь,
Улыбнуться дальнему, как брату…
Как назло уходит день куда-то…
Снова не успел…
Настала ночь.
* * *
Заклубится вода.
Попритихнут шмели на отаве.
Разольются туманы
По скошенным колким лугам,
Зазвенит тишина.
И еще один день
Эту грешную землю оставит.
Может, лучший из дней,
Что отпущены Господом нам.
* * *
Рано сдаваться зиме,
Рано ложиться под снег
Теплой нашей земле.
И коротать свой век.
Рано хочет метель
Все повернуть вспять.
Хлопает в сенцах дверь
И не дает спать.
Как же глядеть мне сны?
В теплом дому зимовать?
Так далеко до Весны,
Хлопает дверь опять.
* * *
Наболевшее сердце — Крючковщина
Вспоминаю тебя не раз.
И дружка своего, безотцовщину,
И голодное лето у нас.
Ту деревню безлюдную, тихую.
Опустевшие враз дворы.
Ох, как громко ходики тикали
По ночам той немой поры.
Как, бывало, кричали бабы,
Получивши последнюю весть,
И как тихо губами слабыми
Брат в бреду все просил: «Поесть»…
И не зря там ночами стылыми