Пусть сгорят на горящих хлебах русских!
И я хочу сгореть в том спасительном всеогне вместе с золотыми локонами власами своими и я хочу стать тем Божьим огнем что спалит убийц и воров...
Наталья замолкает всхлипывает содрогается в поле а страшно мне становится от слов ее и от ледяной теперь полевой больной наготы напрасной ее
А она отходит от меня и проворно умело гибко собирает выдергивает из суши сыпучей рожь легко надламывая сухие стебли... А я гляжу на нее и скорблю смертно: ужель на Руси не осталось воителей кроме этой одинокой всхлипывающей в поле?.. А я? А ты? А он?..
Рожь высохшая течет полыми семенами зернами а в них редкое робкое хлебное млеко молочко как в вымени нынешних неурожайных брошенных коров
В Смутное Время несчастен и зеленый кузнечик задумчивый в сухой траве... несчастны и полевая мышь и муравьи и шмели и комары нынче на русской земле несчастны...
Брошенная рожь не дает хлеба а дает солому сено для огня
А брошенная Русь уготована для вселенского Божьего Огня Суда?
Отсюда от брошенных полей ржей пойдет вселенский Огонь на сытые равнодушные иные земные народы языки поля града племена?.. А?..
Но!..
Чу!.. И вот уже огромный лучезарный сноп золотистых шелковистых колосьев колышется колется сыплется сухо у Натальи в руках...
Эй Тимофей Пенфей! поэт певец дев дев и вина и друзей! давай собьем совьем сотворим в поле золотой ржаной лакомый сладостный сеновал и тут уснем в ломком душистом пыльном золоте до утра!
И укроемся от жгучих засушливых комаров да слепней безводных жалящих…
И телами перемешаемся усладимся сладимо блаженно медово увянем устанем
Эй Наталья колосяница! я не люблю жен сокровеную дремную тайную наготу под звездами в полях
Увы! любовь под великим звездами неслышна мала! а под нищей крышей крылата велика!
Святая Книга говорит шепчет: "Наготу своей сестры не открывай!"
Увы! любовь сладка не на вечной земле а в сладком тлене сонных сокровенных темных одеял!
Пойдем в мой дом и там расстелем рожь на полу и почием сладчайше там там
И пусть твои золотые кудри локоны переплетутся перемешаются с золотыми колосьями и бедный чахлый дом мой наполнится осиянным златом колосьев и твоих влас!
Ах и одинокая чахлая жизнь моя пусть переполнится перельется шелковистыми колосьями колосьями колосьями
Ах!.. Маленький хлопчик принес Богу снопчик! Маленький хлопчик принес Богу душу-снопчик...
Тимофей Пенфей давай падем да помолимся в сухих колосьях как встарь Вечному Полноводному Богу Богу Богу чтобы дал Он дождь да влагу засохшему русскому полю...
И тут!.. О!.. О!
Чу!.. О чудо!.. Тучи быстрые набежавшие на поле от темных лесов ворожащих наполненных лесными дымами пожарами от суши бездыханной закрыли луну и ветер сиверко повеял хладом и грибной пыльной лесной волглой плесенью сыростью и нежданно посыпался густо ночной обломный сплошной ливень с огненными сырыми фосфорическими зарницами и пошла обрушилась потекла несметная небесная вода вода вода и вначале она разбивала засохшую землю рождая струйки пыли но потом великие рухлые воды обрушились на поле и тяжкие струи распороли сухую землю и потекли понеслись густые мутные полевые глины глины глины
И тут нагая мокрая алавастровая Наталья прижалась ко мне но не как вожделенная тугая жена а как испуганное ночное восставшее в одеялах беззащитных от страшного дремучего сна дитя дитя...
...Тимофей Пенфей гляди гляди в поле глины глины темные бугристые глиняные волны потекли как на моей родной дальней реке Варзоб-дарье!
Гляди — те глины глины опять текут бегут... настигают нас и тут... Они хотят нас потопить покрыть взять! Бежим! скоро они сюда в русское дальнее поле моих мертвых моих убитых принесут... Ищут они меня... и тебя, поэт...
Бежим в твой дом Тимофей Пенфей...
И она наго мерцающая наго жемчужная в теплом топком ливне со снопом золотых враз вмиг вымокших отяжелевших колосьев бежит в поле и уже в ливне в струях в одежде водяной древней небесной всхлипывающей вновь нагота ее желанна и смутна и вновь две млечные неслыханные луны лампады ягодицы в темном дожде меня неистово влекут будят будоражат
Смуглый ливень! смуглое тело ея! но светят млечные луны ея!..