О ГУЛАГе за десятилетия, истекшие после выхода соответствующего «Архипелага», только ленивый не писал. Всяк желавший хоть мало-мальски засветиться, уже отметился: я про зверства преступного режима коммунистов тоже знаю! Меж тем о зеркальном отражении ГУЛАГа говорить как-то не принято. То ли оттого, что для массового сознания это явление само собой разумеется. То ли оттого, что демократы уверены, будто в нем нет ничего плохого, и благожелательно, уважительно молчат; а коммунисты лишь долдонят с показным гневом о преступниках, продающих Родину, не давая себе труда хоть слово сказать о том, что, во-первых, торговать чем-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надо, но на этой Родине, кроме нее самой, продавать, увы, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нечего; и что, во-вторых, именно товарищ Сталин, товарищ Хрущев и товарищ Брежнев, не говоря уж о товарище Горбачеве, к этому состоянию Родину последовательно, пусть поначалу и не вполне осознанно, вели. И привели.
То ли оттого, что большинство пишущих пишет главным образом для того, чтобы в Архипелаг тоже как-то пробраться…
Во всяком случае — скорее всего, оттого, что и после смерти Сталина, и после Хрущевской оттепели, и даже после развала Союза Архипелагу Атлантида, в отличие от ГУЛАГа, ничего худого не делалось. Напротив, с каждым рывком по пути демократизации он лишь разрастался и набирал силы и соки.
Да простят меня либералы-идеалисты прежних эпох, ничего плохого не хотевшие, ничего от этих рывков не получившие и ни малейшего организационного, властного отношения к этим рывкам не имевшие! Но невольно закрадывается подозрение, что антитоталитарные рывки и предпринимались-то властью в значительной степени лишь затем, чтобы Атлантида расцветала все пуще. Ведь именно ее расцвет был наиболее действенным средством (притом и на колючую проволоку тратиться не надо) превратить в ГУЛАГ вообще всю страну, за исключением Атлантиды, и в зэков — вообще всех ее жителей за исключением тех, кто ухитрился проникнуть на поначалу незаметные, а в последнее десятилетие — напротив, с вызывающей, издевательской наглостью кичащиеся своими материальными достижениями Острова Блаженных.
Я не экономист. Но точно знаю, что законы экономики, увы, функционируют совсем не столь однозначно, как, скажем, законы физики. Хотя, помнится, даже там есть задача трех тел, принцип неопределенности и тому подобные сладкие блюда. Законы же экономики проявляются через повседневную жизнь людей, которые вносят в, казалось бы, простые формулы (помните, например, "товар—деньги—товар"?) массу нового. Поэтому одни и те же экономические жернова мелют совершенно по-разному, если отличаются, например, системы стимулов человеческой деятельности, иерархии духовных приоритетов. Разумеется, экономика очень сильно сама влияет на все эти эфирные материи. Помнится, в конце восьмидесятых на всю страну был возмущенный ор, когда правительство Рыжкова для пополнения казны попыталось тишком продать за кордон кусочек устарелой танковой, что ли, дивизии. А теперь новейшие крейсера за сотую часть реальной стоимости на лом толкаем — и ничего, нормально: рынок, господа, рынок! Удачная сделка!
Но, так или иначе сформировавшись, эфирные материи начинают, в свою очередь, оказывать сильнейшее воздействие на функционирование экономики. В том числе и самым непосредственным образом: через принятие государством определенных ЮРИДИЧЕСКИХ законов, сдвигающих действие законов ЭКОНОМИЧЕСКИХ в опрееленную сторону. В том числе и еще более непосредственным образом: через совершаемый большинством граждан страны каждодневный выбор, какие именно из законов они будут ПО ВОЗМОЖНОСТИ ВЫПОЛНЯТЬ, а от каких они будут ПО ВОЗМОЖНОСТИ УКЛОНЯТЬСЯ.
Важно понять, что люди, уклоняющиеся от выполнения каких-то законов, совсем не обязательно являются плохими. Просто-напросто законы, которые эти люди обходят, могут быть в определенном смысле НЕВЫПОЛНИМЫМИ. Во всяком случае, не выполнимыми без явного ущерба для себя или близких своих. Если принят невыполнимый закон, все население страны автоматически становится преступниками, и затем лишь от нужд власть имущих зависит, когда и кого хватать; для властей это очень удобно, особенно если они и впрямь заранее знают, что принятый закон выполнить невозможно, и вовсе не рассчитывают на его выполнение, рассчитывают лишь на повальную криминализацию общества. Но даже если власти принимают закон, который трудновыполним, но объективно полезен, для того, чтобы его выполнять, людям надо жертвовать чем-то личным — а на такое человек ПО ЗАКОНУ не способен, тут нужны совсем иные стимулы. Нематериальные. Эфирные. Из области психологии.
Важно понять также, что плохие законы принимаются совсем не обязательно плохими людьми. Ядовитейшая каверза заключается в том, что эти вполне достойные люди могут считать принимаемые законы вполне хорошими. Для себя. В первую очередь — для себя; но любой нормальный человек не может не думать в первую голову о себе и о своих близких. Если он мыслит иначе — он либо фанатик, либо сумасшедший, а рассчитывать ни на тех, ни на других не стоит, потому что даже если манией является общее благо и счастье всего человечества — все равно от маньяка добра не жди. Кто-кто, а мы это знаем. Рассчитывать следует лишь на нормальных людей. Во-первых, они составляют подавляющее большинство, а во-вторых, они наиболее способны к конструктивной деятельности. Маньяки лишь ниспровергают основы того, что им кажется Вселенским Злом, а дальше, если случайно и добираются до власти, начинают в процессе утверждения Вселенского Добра вешать всех обычных и нормальных, потому что те не отвечают маниакальным критериям.
Но нормальный человек тем, в первую голову, и нормален, что хорошим считает то, что хорошо для него самого и для тех, кто ему дорог. Собственно, он этим-то и хорош. Кто-нибудь рискнет назвать хорошим человека, который плюет на нужды своей семьи? Которому до лампочки, получит его ребенок добротное образование или останется полуграмотным? Который, будучи в состоянии купить жене дубленку, будет заставлять ее ходить в джутовом мешке?
Однако психика нормальных людей работает так, что хорошее для себя они склонны считать хорошим для всех. Если вообще вспоминают о каких-то абстрактных «всех».
Стало быть, и тут мы упираемся в эфирные материи.
Чтобы хороший человек, принимая решения, не приносил вреда окружающим, лучше всего подходит ситуация, когда его интересы не противоречат интересам тех, кого затронет его решение. Различия могут быть, они примиряются компромиссами; но никакой компромисс невозможен между теми, чьи интересы прямо противоположны. Тут уж неизбежен поединок до окончательной капитуляции одной из сторон.