Впрочем, американский орлан тоже доживает свои последние дни: по всему свету деньги сменяются электронными карточками, "новым поколением" фальшивых банкнот, вполне отвечающим липовой сути нового людского поколения. В прежнее время по поводу всех этих фантастических факторов можно было бы сказать: "Nec plus ultra", "дальше некуда", но теперь, в эпоху всеобщего «беспредела», даже это крылатое латинское выражение утратило всякий смысл. Вдумаемся в горькую реплику Генона из его статьи "О двух Иоаннах": "На старинных испанских монетах можно видеть изображение Геркулесовых столпов, соединенных между собой перевязью, на которой начертан девиз "Nec plus ultra". И вот любопытный факт, мало кому известный и приводимый нами в качестве курьеза: именно от этого изображения происходит знак доллара. Однако в последнем случае максимум значения был придан перевязи, которая первоначально была лишь малозначительной деталью, а впоследствии превратилась в букву, чью форму она имела только приблизительно, тогда как две колонны, составляющие основной элемент, оказались сведенными к двум маленьким вертикальным палочкам. … Подробность, не лишенная некоторой иронии, потому что именно «открытие» Америки в действительности упразднило географическое значение девиза "Nec plus ultra".
И в заключение — еще три строки из "Божественной комедии":
Там узрят, как над Сеной жизнь скудна
С тех пор, как стал поддельщиком металла
Тот, кто умрет от шкуры кабана.
Здесь содержится пророчество о кончине короля Филиппа, которого Жак де Моле, гроссмейстер тамплиерского ордена, восходя на костер, призвал в том же году предстать вместе с ним на Божий суд. Так оно и случилось: король-фальшивомонетчик в скором времени погиб, запоротый вепрем, а какая участь ждала его в посмертии — мы уже знаем, чего нельзя сказать о загробной доле теперешних "поддельщиков металла". Может, они загремят в адский морозильник, в ту самую ледяную Джудекку? Но то, что теперь "жизнь скудна" не только над Сеной, но и над Москвой-рекой, очевидно для всех, не исключая духовных слепцов.
НИД И ОТВЕРЖЕНИЕ «ЭМБРИОНАЛЬНОГО» ИСКУССТВА
Сейчас в моде особый, суперсовременный вид художества — самодовлеющая заготовка, выдаваемая за готовое произведение. Это как если бы из семечка проклюнулось двойное бледное жало ростка — и в таком виде экспонировалось на выставках или — что не хуже и не лучше — истлевало в художественном инкубаторе с отключенным электричеством, без творческого напряжения и накала: в таких кубышках разве что суккубов с инкубами высиживать.
Помню этакую проклевку на вернисаже в новом Доме художника: ряднина метра два на три, прочерченная посередине черной загогулиной. Левая половина заляпана розовой краской, правая — замазана зеленой. На каждой половине — что-то вроде терновой колючки или куцего обрезка колючей проволоки. И это — все: ни ствола, ни листьев, ни цветов, ни плодов — только бессильные, худосочные отростки, из которых ничто не вырастет: подлинный (подлый) реализм, отражающий духовную скудость и плотскую немощь «художника» и того псевдомира, который его вскормил.
Псевдомир: это как если бы вместо человека, да и любой прочей твари — земной, воздушной и водной, про саламандр уж и не говорю, — вселенная была населена экспонатами космической кунсткамеры: зародыши в банках, скользкие головастики, мумии еще почти не оперенных воробьишек, выпавших из гнезда на асфальт, и тому подобные недоделки, наброски, выкидыши, эскизы, ни в какой рост и созревание не годные.
Совсем иное дело — намеренная незавершенность китайских и японских работ: их довоплощают, доращивают глаз, сердце и воображение зрителя, давая им столько воздуха, крови и всяческих флюидов, сколько им обоим — созерцаемому и созерцателю — потребно. И каждый из смотрящих делает это на свой вкус и лад, продолжая труд каллиграфа и живописца, соучаствуя в нем: из одной вещи, из одного яйца вылупливается, по китайской формуле, "десять тысяч существ", целый курятник райских птиц.
Евгений Замятин пишет об этом так: "…читатель и зритель сумеет договорить картину, дорисовать слова — и им самим договоренное, дорисованное — будет врезано в него неизмеримо прочнее, врастет в него органически. Здесь — путь к совместному творчеству художника и читателя или зрителя".