Выбрать главу

Но всё это частности. На мой взгляд, рассматриваемая книга есть лучшее произведение Солженицына после "Архипелага". Провал "Красного колеса", где автор сел между двух стульев, сильно повредил его престижу и как писателя, и как историка. "Двести лет" показали, что Солженицын сделал из произошедшего соответствующие выводы. Теперь его творческий метод -— это не показ в картинках готовых концепций, а фактическое доказательство своей точки зрения, и доказательство, снабжённое соответствующим научным аппаратом. Остаётся поразиться мощи таланта 85-летнего (!) автора, вдруг показавшего, что он не только писатель или публицист, но ещё и настоящий учёный-историк.

И всё же... Всё же Солженицын историк "но ещё и". Пищевая пирамида фактов, только и делающая умозрительные спекуляции действительно историческим исследованием, у него безупречна. Но далее. Над этим, на самой вершине притаился главный зверь, ну никак не связанный со сказанным Солженицыным, и даже сказанному противоречащий. В этом смысле структура рассматриваемой книги вполне... еврейская. Работают крестьяне Ивановы, мастеровые Петровы, а наверху в замке сидит вместо родного паразита Сидорова, "не мышонок, не лягушка, а неведома зверюшка" Мордехай Каценелленбоген, оглашающая окрестности хулой на неведомо куда исчезшего предшественника. Рулады — виртуозны, антисидоровские аргументы — заслушаешься. Только Сидоров не просто хищник. Иногда, при большой оказии, и Сидорову приходится работать. Да так, что иногда оный Сидоров и живот свой на алтарь отечества кладёт. Случись беда, кинется народ к неведомой зверушке: "Защити, отец родной, совсем от бусурман проклятых житья нет", да не родной г. Каценелленбоген, а если бы и родным был, не смог бы всё равно защитить. У него вся сила в гудок ушла, в многодесятилетнее объяснение почему он хороший, а Сидоров плохой, или, если совсем конкретно, почему он здесь — чужой — работает министром, а родной Сидоров — в Париже шофёром.

Солженицын начинает с дотошного изложения истории еврейской общины России. Надо признаться, очень удачного по тону и хорошо аргументированного. Но по мере приближения к роковому “часу Х”, изложение начинает вихлять на американских горках. Уже окончание царствования Николая I венчается следующим "выводом":

"...завершилось первое 60-летие массового пребывания евреев в России. И надо признать, что такая древняя, проращённая и сложно-переплетённая проблема — пришлась не по подготовке, не по уровню и прозорливости российских властей того времени" (с. 134).

Однако изложенные в книге Солженицына факты свидетельствуют совсем о другом. Перед читателем разворачиваются спокойные действия европейской администрации, решающей вопросы по мере их поступления и без суеты, малой кровью, постепенно играющей на повышение, по мере сил, именно посильно (любимое слово Солженицына) способствующей цивилизации одной из азиатских народностей Российской империи.

Так же развивались взаимоотношения с поляками, финнами, грузинами, татарами, армянами, прибалтами и другими подданными Империи. Везде многодесятилетнее, как называет Солженицын, "экспериментирование", а на самом деле рутинная практика нормального государственного управления. Капля камень точит. За "бессмысленные" шестьдесят лет русское еврейство сделало большой шаг в общеимперской ассимиляции. Русскому правительству удалось перетянуть евреев на свою сторону от польской общины, нейтрализовать влияние Германии и Австро-Венгрии. В кагалах была создана разветвлённая система осведомителей. В еврейской среде появились первые русскоязычные просветители — проводники культурной русификации. Всё это заслуга русского правительства, его профессиональной, европейской работы. Что-то не удалось, конечно. А что может вообще УДАСТЬСЯ в национальном вопросе? Для этого его надо решить "окончательно". Всё остальное, как сама жизнь на Земле, — компромисс. И мудрое и опытное царское правительство не решало еврейский вопрос, а просто жило рядом с евреями под одним солнцем и пыталось как-то это существование и той и другой стороне облегчить. Судя по успехам еврейской общины и русского государства того времени, вполне удачно.