Помню, какое во время начала "перестройки" было ликование: к нам возвращается наше наследие! Наконец-то напечатан контрреволюционер Бердяев! Но, как известно, напечатать мало, надо еще и прочесть. А прочитав — обдумать. А вот с этим у всевозможных "рыночников", как правило, дело плохо.
Бердяев давно уже написал: "Русская революция" — отвратительна. Но ведь всякая революция отвратительна". И это положение, изложенное отнюдь не классиком марксизма-ленинизма, так и остается в стороне, не обдуманным, не осознанным всякими пошляками от истории, ничтоже сумняшеся лепящими, что, дескать, все беды происходят от того, что в революции ведущей была ложная, нехорошая идеология — большевистская, марксистская, коммунистическая, что ее утопичность и обусловила все беды…
Ну хорошо. Тогда вопрос: почему же в английском Великом мятеже и Французской революции происходило ТО ЖЕ САМОЕ? Почему они, такие умеренные, скромные по своим требованиям и целям, обернулись океаном крови?
Какова была цель Великого мятежа? Что осуществилось на некоторое время как то, к чему шли? Республика с однопалатным парламентом. Это что, утопия? Нет? Почему же так много крови было пролито, почему предпринимались такие чрезвычайные усилия? Сопротивление "бывших"? Да, оно было. Но невозможно всю запредельную даже для тех времен дикость и кровопролитность революции (именуемой по традиции Великим мятежом — Great Rebellion) объяснить этим сопротивлением. Тем более невозможно объяснить кровопролитность Французской революции ее идеалами, которые по большей части благополучно воплощены сегодня. На всякой французской монете написано: Свобода, Равенство, Братство. И никто никого на гильотину не тащит. А ведь эта революция по жестокости, по циническому отношению к человеческой жизни в чем-то превосходила наш Октябрь! Тогда она ужаснула многих — и весьма поколебала веру в свои идеалы. И лишь в дальнейшем оказалось, что большая часть ее завоеваний может быть осуществлена без потоков крови и несчетных лагерей.
Таким образом, то, что обычно относят к "вине" ИДЕАЛОВ революции, ее лозунгов, ее устремлений, на самом деле оказывается по большей части неразлучно связано с ней как с ЯВЛЕНИЕМ. Сами же идеалы вполне могут быть и осуществимыми.
Тем не менее очевидно, что само это кровопролитие как-то связано с понятием утопичности. Во всякой революции — да, в этом "демки" правы — витает тень утопии. В нашей она более чем заметна. И дело вовсе не в том, осуществим социализм или нет. Дело в том, что абсурдно было строить социализм в стране на 85% крестьянской. Это не отвечает ни Марксу, ни Энгельсу. О чем, кстати, тогда говорили многие и многие.
Здесь мы выходим на другой важный вопрос. А именно: является ли утопичность понятием вечным — или временным? Может ли быть, что то, что ни в коем случае не могло воплотиться в одном времени, было воплощено в другом?
Конечно, мне следовало бы извиниться за детсадовский уровень таких рассуждений. Но что делать, если лица "демократического" или около того направления кидают выводы, полностью игнорирующие даже такие рассуждения? Вот и приходится делать выводы на уровне "для бестолковых объясняю".
Безусловно, очень многие вещи и явления, абсолютно невозможные при одном состоянии общества, оказываются при другом единственным выходом из положения. Так, например, в прежних обществах были невозможны бумажные деньги — и, надо сказать, попытки их внедрения часто оканчивались катастрофой и провалом. Почему? Потому что, например, в предреволюционной Франции XVIII века, при том состоянии ее экономики, при том уровне развитости общества бумажные деньги (которые пытался тогда ввести финансист Дж. Ло) были утопией. А через сто лет, наоборот, эти деньги были единственным решением, а чеканка их из драгоценных металлов — архаизмом.
Можно сказать, что всякая революция представляет собой утопию — но утопию системы Ло, то есть преждевременное введение в жизнь того, что вполне может — и даже должно — воплотиться в будущем, но для чего общество в настоящий момент еще не созрело. Кстати, это есть в одном из писем Энгельса: он открыто говорит о том, что, может быть, ход будущей революции увлечет их к экспериментам, для воплощения которых, как они сами знают лучше других, время еще не настало. И, надо сказать, в каждой революции огромную роль играют именно такие нетерпеливцы, рвущиеся вперед, — словом, "Джоны Ло", только с наганом. Про нашу революцию нечего и говорить. Но и в Английском мятеже, и во Французской революции прослеживаются люди, опережающие свое время — и не желающие этого замечать. Они стараются воплотить то, для чего еще не настало время, — и, стараясь достигнуть невозможного (СЕГОДНЯ невозможного!), губят и других, и нередко — себя. Робеспьер пробует командовать ценами — и терпит неудачу, послужившую для него прямой дорогой к гильотине, а для многих рядовых французов обернувшуюся голодной смертью. Уже потом, более чем через сто лет, в других условиях, тоже тяжелых, но не столь чрезвычайных, обладая гораздо меньшей властью, это будут делать Кейнс и Гэлбоейт — и добьются невиданного успеха. Вот вам и Робеспьер — как Ло с гильотиной!