Вовсе не Солженицын-историк, а Солженицын-идеолог «припечатывает» несчастную Россию могильной плитой:
"Да ведь Российская империя и весь XIX век и предреволюционные десятилетия, по медлительности и закостенелости бюрократического аппарата и мышления верхов, — где только и в чём не опоздала? Она не справлялась с дюжиной самых кардинальных проблем существования страны: и с гражданским местным самоуправлением, и с волостным земством, и с земельной реформой, и с губительно униженным положением Церкви, и с разъяснением государственного мышления обществу, и с подъёмом массового народного образования, и с развитием украинской культуры" (с. 305).
Особенно хороши упрёки в "неразъяснении мышления обществу". 20-летний оболтус орёт на старика-отца, почему тот не воспитал в нём уважения к родителям. Солженицын здесь некритически воспроизводит взвизги неуспешной полуазиатской интеллигенции начала прошлого века, бескультурье которой являлось не результатом «нерасторопности» государства, а следствием действительной отсталости основной массы населения.
Упрекая правительство в том, что оно не подсказало интеллигенции, что она должна быть интеллигенцией, то есть должна вместо подпиливания телеграфных столбов, например, учить в школах детей, Солженицын превращает многострадальную власть во всесильное божество, способное "творить миры". Увы, политика — искусство возможного. Когда Солженицын пишет, что правительство не удосужилось "СОЗДАТЬ сильные, яркие и убедительные" печатные органы, чтобы "бороться за общественное мнение" (с. 432), то не замечает, что совершает логическую ошибку. Правительство, СОЗДАЮЩЕЕ прессу, перестаёт быть правительством и превращается в литераторов. Здесь логично пойти дальше и упрекнуть саму интеллигенцию в том, что она НЕ СОЗДАЛА правильного народа. Народ можно упрекнуть в том, что он НЕ СОЗДАЛ страну, в которой должен жить, и далее до бесконечности, вплоть до упрёка булыжнику в том, что он булыжник, а не Бог.
Богом, творящим материю, у Солженицына является несчастный Столыпин. Он так и пишет:
"Основная задача Столыпина была — крестьянская земельная реформа, создание крепкого крестьянского землевладения" (с. 435).
Не регуляция, не упорядочение, не расчистка пути, не обеспечение условий, а СОЗДАНИЕ. Но ведь не СОЗДАЛ Столыпин — этот (тут можно полностью согласиться с автором) умный, талантливый государственный деятель — нового русского крестьянина. И не потому, что убила его рука террориста, — КРАХ потерпела сама столыпинская реформа. Русский крестьянин оказался тем, кем он был — русским крестьянином, отставшим от западноевропейского крестьянина на 300–400 лет, и сказал своё могучее: "НЕ ХОЧУ! Не надо никаких реформ". Точно так же русское еврейство сказало: "НЕ ХОТИМ БЫТЬ ЕВРОПЕЙЦАМИ, хотим быть арабами-иудаистами, устраивать верблюжьи скачки и учить в медресе диамат. А на вашу европейскую культуру с её индивидуализмом и римским правом мы ПЛЮЁМ".
Это было сказано не раз и не два — это был столетний рёв людского моря, в котором беззвучно утонули все столетние же усилия европейской "колониальной администрации". Усилия эти были не менее, а, пожалуй, более упорными, чем усилия прочих европейских государств. Ибо отступать русским «колонизаторам», как в ЮАР, — было некуда. Стояли до конца. И точно так же, как только развитие восточноевропейского еврейства и восточноевропейского крестьянства достигло фазы индивидуального сознания, самая дикая, самая азиатская политика советского правительства не помешала ни еврейской эмиграции, ни перестройке, ни демонтажу социалистической экономики. Опять же, потому что политика — это искусство возможного.
Говоря о кишинёвском погроме (и скрупулёзно, на фактах показывая сущность этих азиатских беспорядков) Солженицын вдруг патетически «обобщает»:
" нераспорядительность русской полиции явный признак застоявшегося дряхлеющего правительственного аппарата. Или уж вовсе не держать Империи (сколько войн ведено, сколько усилий положено, чтобы зачем-то присоединить к России Молдавию) — или уж отвечать за порядок повсюду в ней" (с.322).
Ну а зачем Британская империя присоединила Индию? Зачем допустила там погром в сто тысяч раз больший (восстание сипаев). Это ведь глупость совсем феноменальная — доводить "свиным ухом" несчастных мусульман. Тоже, видимо, "зря империю заводили". А еврейские погромы во французском Алжире? Тоже "плохая французская полиция"? В чём же претензии Солженицына именно к русскому государству? Чем именно оно особенно выделяется, и неизменно в худшую сторону от "передовых демократий"? Может быть, тем, что тогда постоянно использовался "еврейский вопрос" в антироссийской пропаганде?