Терпите, господа постмодернисты, даже вас переварили, даже вы оказали реальное влияние на реальную жизнь. Пусть и отрицательное. Но все равно — живое. К героизму сейчас призывают все политики, Явлинский с компанией — к героизму в пользу Америки, Митрофанов и Жириновский — к героизму в пользу талибов. Бог с ними. Очухавшись от антигероической эпохи, народ сам разберется, к какому героизму ему идти. А то, что это вызовет несомненный взлет в нашей современной литературе, — несомненно. Может быть, не случаен творческий подъем у писателей старшего поколения, не случайны блестящие циклы стихов у Юрия Кузнецова, Геннадия Ступина, Глеба Горбовского, Юнны Мориц, Игоря Шкляревского, предсмертные стихи Татьяны Глушковой. Они сами по себе стали героями, преодолевая безгеройное время. А сколько сейчас появляется нового! Скучно жить в безгеройном времени, господа! Даже Виктор Ерофеев в своей колонке в «Труде» поднимает на щит героизм. Творческий дух неистребим в народе. В литературе. В культуре.
(обратно)
Татьяна Глушкова ГОРИТ ДОМ СОВЕТОВ
Дождь отказался лить — смывать следы,
и снег помедлил — падать простодушно.
И солнце ясным глазом с высоты
глядело на расстрел… И было душно
в тот день осенний: следковатый чад
клубился ввысь… Какой листвы сожженье?
О, снегопад, — как милосердный брат,
приди на поле этого страженья!
Глазам невмочь! Нет мочи — обонять
паленый запах человечьей жертвы;
тысячелетье было не слыхать
такого духа — как восстал из мертвых
Христос… И это капище в Москве
во имя… Да не будет он помянут!..
Чернеют хлопья сажи на траве:
чей взор они, липучие, обманут?
То Ирод из Кремля справляет пир.
Кошерное несут ему жаркое.
Стекает по кистям беспалым жир.
Кровь, как вино, течет, течет рекою…
(обратно)
Игорь Шкляревский ИЗ НОВЫХ СТИХОВ
* * *
Привыкают глаза к византийскому блеску,
Там небритый пастух вырезает свирель
И Овидий свивает из конского волоса леску,
Наслаждаясь лукавой беседой с ловцами.
Даль блестит! И в руке рыболова макрель
Пахнет свежими огурцами…
* * *
Там было озеро в окне…
В прохладной деревянной школе
И я был счастлив поневоле,
Воды серебряные блики
Переливались на стене.
Учитель с ведрами черники
И теплым хлебом из пекарни —
Под вечер приплывал ко мне.
Кончались летние каникулы
И весла в заводи курлыкали.
* * *
Приходит ночь без темноты,
Я вижу лодки и мосты
И возникает мысль опасная
О том, что яблоко зеленое
На самом деле не зеленое
И роза красная — не красная.
На небе дня и ночи нет,
И в никуда уходит свет.
* * *
Вечерами таинственно-синими
Прилетает окно негасимое…
Вижу книги на ветхой стене,
Вижу свет и любимые тени,
И знакомая ветка сирени
Расцветает в бездомном окне.
(обратно)
Владимир Личутин CУКИН СЫН (опыт психоанализа)
Не чудо ли, но она прибрела к нам сама на усадьбу, как говорят в таких случаях — свалилась прямо на голову. Собака громадная, сивой масти, голова лошадиная, глаза оранжевые, глубоко спрятанные, хвост крючком, ноги-ходули, — и этот пес едва переставлял негнущиеся палки. Весь неухоженный жалкий вид его и бесконечная тоска в глазах, эта заброшенность когда-то породистого дога, конечно, вызвали у моей жены невольное чувство сострадания. А куда нам с этой обузою, когда вот тут, под ногами вьется своя молодая собачонка, еще щеня, напоминающая окрасом зырянскую лайку; куда нам с блудней, наверное, выкинутой от барского стола по болезни или за ненадобностью, ибо догу подавай теплую фатеру и пятилитровую кастрюлю пойла, и желательно с мясом… а нам и своего-то псишку не прокормить, хотя и своя душа, и последнее из кастрюли вытянет. Но приблудный псец глядел так жалобно, вымаливая хоть бы толику сострадания, его худоба была столь уныла и безвольна, что и каменная душа тут ворохнется. И участливый взгляд, брошенный на его понурую фигуру, был немедленно уловлен, подхвачен незваным гостем, и, пробираясь к нашему сердцу, дог завилял крючковатым хвостом. "Бедная собака", — жалостливо сказала жена, разглядывая случайного гостя, при виде которого невольно устрашалась наша душа: схватит за руку — и хрупнет кость, поймает за ногу — и лопнет лодыжка. Экий крокодил, упаси Господи угодить варнаку в пасть, заглотит за милую душу — и не подавится же гад. "Почему гад? — наверное, поймала мою мысль жена. — У нее и болячка на бедре. Наверное, потерялась, иль бросили по старости. Какие жестокие люди водятся на свете. У них на месте души камень". Я молчал, невольно подхватываясь под чувства жены и попадая в их плен; да и дог, братцы мои, из того собачьего племени, на которое сверху вниз не плюнешь; несмотря на худобу и пониклый жалобный вид, он производил должное впечатление. Эх, кабы места побольше в дому, да деньжонок погуще в кармане… И эту глубоко запрятанную мысль пес тоже, наверное, прочитал в нашем взгляде; наши колебания передались ему и закрепили уже не случайное появление; он становился уже посланцем небес, уже не случайным приблудником.