Нутро литературы — отчаянье перед биологичностью человечества, скоротечностью жизни и даже ее бессмысленностью (Солнце погаснет и Земля сойдет с круга!), идиотизмом прошлого, настоящего и будущего у 90 процентов прямоходящих, не возвысившихся до собственно человека. Отчаянье случается за сорок (у Толстого в 45 лет): человек вдруг просыпается и видит всю эту "густопсовую сволочь" (Мандельштам), с умным видом тыркающуюся под ногами, всех этих сборщиков податей, всю эту плодящуюся квадратно-гнездовым способом бюрократию, за которую полную меру ответственности несет Гоголь (особенно за Минфин и администрацию президента — новый ЦК); видит и отыскивает — опору хоть какого-нибудь смысла. Счастливый Пушкин — не дожил до этих проблем, поэтому я его и не выделяю, а ставлю в ряд где-то между Пришвиным и Ремизовым, по алфавиту. Выделяю Платонова и Достоевского с Булгаковым, а также Чехова и Есенина, сказавшего: "Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье".
Сейчас литература задвинута в дальний угол. На телевидении практически нет литературных передач. Писателей вообще не видно. Задаюсь вопросом: может быть, все вняли сентенции Пастернака, что "Быть знаменитым некрасиво"? Дело, видимо, проще. Писатели не появляются на телеэкранах потому, что не приглашают. Телевидение захвачено коммерсантами. Писатель для них — враг, враг давний, еще со школьной скамьи. Про какой-то дуб учили! Граф Толстой наводил ужас! Читать книги для них — равносильно тюремному заключению. Писатель в принципе пишет для избранных. Помните: "Нас мало избранных!" Писатель — публичная профессия для избранной публики. И это надо признать. Писатель не должен стесняться этого, должен понимать, что его знают только те, которые читают, любят. Миф о самом читающем народе рухнул вместе со страной, его провозгласившей. Только прочитавшие произведение знают предмет. Остальные — народ — повторяют только имена, брошенные им знатоками: Пушкин! Вот Пушкин у нас за свет и отвечает! В моей «Вороне» начинающий постмодернист по имени Миша говорит: "Прекрасно быть знаменитым. Это поднимает ввысь. Надо иметь многочисленные архивы, трястись над каждой рукописью… Сограждане не читают книг, исключения лишь подтверждают правила, но как они произносят знаменитые имена!.. Ты постоянно должен быть на виду, буквально окунаться в известность, чтобы злые языки говорили: "Когда же он работает?!"
Постмодернистский ход, центонность, выворотка Пастернака? Разумеется! Я не очень люблю Пастернака. И хочу сдуть с него пыль, посмеяться над ним. Во многом он позер. И с этим "не надо заводить архива"! А сам заводил, хотел быть красивым. Конформизм — самая страшная болезнь людей, занимающих не свое место. Особенно это касается детей известных деятелей литературы и искусства. При жизни родители их устраивают или силком вталкивают на художественное поприще (дабы жили лучше, чем генералы, ибо в художественно-литературной сфере в советский период крутились немыслимые деньги, сопоставимые разве что с доходами государства от реализации водки), после же их смерти детки превращаются в ничто. Эти детки, как правило, ненавидят все русское и возвеличивают всячески западное. Даже Михалков, начинавший, как русский, на глазах американизировался (в Штатах вообще дошло до абсурда — дети становятся президентами) и стал манекенно-платмассовым. К слову, кино накрепко захвачено детьми. В литературе посвободнее, поскольку из литературы ушли деньги, а вместе с ними и все конформисты и их дети. Теперь одни коротают век в бывших привлекательных кооперативах на «Аэропорте», ныне выглядящих убого, или в замшелом Переделкино, другие пытаются найти место за кордоном или у нефтяной трубы. Позорно отделяться высокими заборами и кооперативными кварталами от народа инженерам человеческих душ! Позорно по собственной воле создавать гетто, типа того же «Аэропорта» или Переделкино.