«
Емельянов ("Емеля") погиб глупо. Его сотня ворвалась на ура в городок Обоянь в сентябре 1919-го. В сотне было всего тридцать сабель. Красный полк, набранный из курских крестьян, отступил в панике, многие попадали с моста и утонули в Псёле. Надо было уходить, забрав с собой недорасстрелянный красными госпиталь, но казачки по пьяному делу остались на ночь. В четыре утра к городку подошли латыши, человек 400, поставили артиллерийскую батарею. Сотня рванулась через мост в лес, семь казаков доскакали до опушки, но тут раздался взрыв, Емельянов упал с лошади и сломал ногу. Латыши сварили его заживо в кипящем машинном масле.
«
Пыж окончил Казанский университет, стал учёным-экономистом. В 1916 году с блеском защитил диссертацию "Решительная необходимость обобществления коммунального хозяйства в условиях современного промышленного города". Тему Пыж угадал, в начале 1918-го был вызван в Москву и всю гражданскую получал усиленный паёк как спец по экономике. В декабре 1920-го, возвращаясь тёмным вечером с работы, Пыж поскользнулся на обледенелых ступеньках и упал в лестничный пролёт собственного подъезда. Потерял сознание, до утра лежал в густеющей луже крови. Его нашли соседи и отвезли в Третью общественную больницу. Пыж лечил переломы два месяца, почти выздоровел, но 13 февраля 1921 года вместе с ещё несколькими больными умер от пищевого отравления.
«
Коса смерти на некоторое время остановилась и, немного покачавшись, пошла назад, вступив в фазу нового замаха. Воспользовавшись передышкой, сделаем небольшое, но давно необходимое лирическое отступление.
Николай Кисточкин, скрывшийся, как мы помним, в дождливых сумерках, через два дня был в Одессе. Помог ему случай. Петруччио, удачно соврав о пароходе на Астрахань, направил всполошившуюся тётку в другую сторону.
Южной ночью Кисточкин пробрался на американский грузовой пароход, отплывший в сторону Турции. Объявившегося на корабле Кисточкина отругали, хотели сдать в русское консульство в Константинополе. Да в городе был холерный карантин, так что доплыл он до Марселя. Команда корабля на треть была русская, Колю, как сироту, пожалели, и держатель кассы Онуфриенко помог оформиться в плавание юнгой. Так Кисточкин попал в Америку. По совету Онуфриенки он полгода прозанимался на курсах для малолетних эмигрантов, несколько раз плавал в Канаду. Потом устроился на лесопилку к знакомому Онуфриенки, ирландцу, которому тот по договорённости поставлял сезонных рабочих. Работы у ирландца было много, а людей — мало. Место было пустынное, дальний угол штата Нью-Йорк — самая глушь Аппалач.
Так прошло несколько лет. Коля Кисточкин превратился в Ника Кистова — 18-летнего рабочего, дружившего с хозяйской дочкой Патрицией. Патриции Ник нравился. Он был не такой, как деревенские парни. Рассказывал про индейцев, а по воскресеньям смешно сидел на берегу реки с удочкой. Никогда ничего не поймает, да на удочку и не ловит здесь никто — бьют острогой. А он сидит и смотрит, и молчит. Она это называла "молчун нашёл". И так хорошо с ним рядом сидеть и смотреть на другой берег, на стволы сосен, отражающиеся в тёмной воде, на огромную гору, вздымающуюся за соснами и закрывающую собой полнеба. И потом у Ника, как и у неё, не было матери.
Нику Патриция тоже очень нравилась. Он мечтал в один прекрасный день сказать ей, что не может на ней жениться, так как она богатая и подумает, что он из-за денег, а он её любит не из-за денег, и поэтому они не могут быть вместе. И ему станет так хорошо, так светло.
Вскоре отец Патриции умер, и молодая девушка нежданно-негаданно стала хозяйкой лесопилки. Отца Патриция любила, его внезапная смерть была для неё большим горем. Кисточкин решил, что "пора" и надо признаться в невозможности любви. Однако то ли язык Кисточкин знал ещё неважно, то ли от волнения запинался — и Патриция поняла его совсем иначе. Или он мысль свою выразил, но для Патриции она была настолько нелепа, что она подумала, что Ник сказал не то, что хотел, а хотел сказать, что он, женившись на ней, будет хозяином, возьмёт дело в свои руки, поэтому лесопилка должна принадлежать ему. Пат была девушкой рассудительной, вздохнула и оформила все бумаги на жениха. Так Ник стал хозяином. Вскоре у них родился один ребёнок, потом второй. Дела шли не хорошо и не плохо, Ник работал много, но в налаженный механизм "дела" вмешиваться боялся. А Пат просто думала, что Нику виднее. События войны и революции в России были заслонены от Кисточкина семейными заботами. Думал он о своей несчастной родине мало, хотя за американской внутренней политикой следил, каждое утро шуршал свежими газетами и вообще по русской привычке читал много. С середины 1920-х Ник Кистов стал выпускать набор стандартных деталей для сборных одно- и двухэтажных домов. Сборные домики Кистов придумал сам. Строительство в пригородах Нью-Йорка было на подъёме, и наборы покупались хорошо. Лесопилка в 1927 году превратилась в "Ник Кистов Компани", в 1928 году Кисточкин взял большой кредит, а в 1929 году начался 1929 год. Кризис отразился на деятельности фирмы просто — фирма перестала работать. Какие-то деньги на чёрный день остались, но прошёл год, деньги стали кончаться. После десятилетнего "просперити" всё это было как снег на голову. Что делать, Кисточкин не знал совсем, жизни американской боялся. А детей было уже четверо. Кисточкин стал два раза в месяц ездить в Нью-Йорк, как он это называл "смотреть". Бесцельно заходил в магазины, на биржу. Сидел в кафе, листал газеты, подписываться на которые денег уже не было. У него появились какие-то молодые друзья-журналисты. Оказалось, что у Кистова "есть слог" и, несмотря на отсутствие высшего образования, по американским понятиям он "умный". Но американским журналистом или, упаси Боже, писателем Ник не стал. В пьянящую майскую ночь 1931 года он написал Бумагу...