с небес уже сошло двенадцать вод…
что делать мне с пропавшим аппетитом?
и жёны на меня теперь сердиты,
и в рот не лезет с маслом бутерброд,
и под ногами путается сброд,
и местной вид не радует элиты.
и невозможно что-нибудь читать:
откроешь и тотчас закроешь книгу.
сподручней баню книгами топить.
от нашей жизни трудно не устать.
на службе скучно мне держать интригу.
и даже водку надоело пить.
август 2000 г.
* * *
опять зачем-то гадко на душе…
растрачено бездарно это лето
на шум дождя, на слухи и приметы,
на кваканье лягушек в камыше.
и вот в любимом друге-алкаше
я вижу лишь безумного скелета.
я слушаю ненужные советы,
чреватые огромной буквой «жэ».
уходит время, как моча в песок,
как деньги между пальцами у шлюхи.
я бормочу какие-то стихи
и так же машинально тру висок.
дурацкая привычка быть не в духе,
житейской наглотавшись чепухи.
август 2000 г.
* * *
машина, скрежеща, но всё же мчится,
хотя давно рассыпаться должна…
жизнь осенью опасна и сложна.
от огорчений некогда лечиться.
с тобою может всякое случиться.
нам грязь вокруг, увы, ещё нужна.
и наша брань тут больше чем слышна.
тут бранью очень просто отличиться.
ты видишь перед носом дулю с маком
и пьёшь различной тяжести вино.
шлёт кто-то поцелуй тебе вдогонку.
невдалеке кого-то ставят раком.
и крутится такое вот кино,
пока не зажуёт устройство плёнку.
сентябрь 2000 г.
* * *
я сплю, но иногда могу проснуться
и злобно отчебучить что-нибудь:
спалить наш лифт в подъезде, выпить ртуть,
съесть несколько гвоздей и не загнуться.
могу в конце концов совсем свихнуться
и тёщу укусить в большую грудь.
могу аванс начальнику вернуть
и дико, саблезубо усмехнуться.
а перед тем, как впасть в анабиоз,
поймать и долго бить мотоциклиста
(им всё равно здоровья не сберечь).
итак, вы задаёте мне вопрос.
и шлю я вам в ответ привет садиста.
пока. до новых виртуальных встреч.
сентябрь 2000 г.
* * *
простой, но ёмкой сталинской цитатой
сегодня никого не вгонишь в дрожь.
я осенью ценю чужую ложь
и уши не закладываю ватой.
октябрьские напялив маскхалаты,
на улице, кусачие как вошь,
сограждане выпрашивают грош.
они умом довольно небогаты.
а народившейся буржуазии
понятен лишь один язык свинца.
их киллеры дырявят иногда.
мне в нашей полоумной Евразии
придётся жить до самого конца.
хоть пользы в этом меньше, чем вреда.
октябрь 2000 г.
* * *
скорей бы, что ли, сделалась зима
и снегом занесло мечты поэта
открыть свой небольшой публичный дом
в кривых арбатских переулках где-то.
зачем-то лезут в голову стихи
и жгут мозги как щупальца медузы,
как виды беззащитных женских ног…
не знаю, люди мы или французы.
не знаю, люди мы или грибы…
а то вдруг на Смоленке встретишь чёрта.
с какой-то стати хочется зимы,
хотя зима в Москве второго сорта.
и лезет, лезет в голову мура.
бодаться с мелким бесом суицида
вошло в привычку гения, зато
он скромен, не показывает вида.
сказать по правде, грёбаная жизнь
нам всем, по ней влачащимся, любезна.
депрессия — и та есть Божий дар.
роптать и злобно кашлять бесполезно.
но лучше б сразу сделался декабрь
и белым снегом плюнул прямо в душу.
и показалась эта дурнота,
о да, всего лишь старой доброй чушью.
ноябрь 2000 г.
* * *
в столице мало истинных арийцев:
одни гяуры, гои, москали.
зато вполне хватает инородцев.
а это, как известно, пуп земли.
и в Питере арийцы вымирают.
там в силе Розенкранц и Гильденштерн.
болотный климат, видимо, влияет
на качество зубов и плотность сперм.
там на почётном кладбище у Лавры
зачем-то крыса дохлая лежит.
и мозг Ф.Ницше на куриных лапках
в Неве топиться, дёргаясь, бежит.
март 2001 г.
* * *
апрель.
две тыщи первый год.
весна.
и сухо в утром в глотке у поэта.
поэту плохо пишется.
поэт
устал от идиотских новостей,
которыми нас пичкают садисты.
в Европе наводнение.
она
вся сплошь теперь Венеция,
водой
залитая с гниющего залива.
в России тоже, впрочем, снег растаял.
тут женщины полны высоких дум
и самых высочайших устремлений.
поэту плохо мыслится.
поэт на женщин смотрит жадными глазами.
по-моему,
почти одно и то же
его борьба с бессильем половым
и с творческим бессилием борьба.
Европа ж на Венецию похожа
во времена упадка и конца.