2. Вычитание Зайчика
За сто километров и слепому видно, что тут розыгрыш, мистификация, литературное дурачество. Поэтому Зайчика как такового вычитаем. Попытку обмануть читателя автору прощаем, потому что это тот случай, когда нормальный читатель и "сам обманываться рад". Читать эти тексты приятно, особенно роман первый "Дело жадного варвара", где и нарождаются на свет все вкусные выдумки. И само сытое, счастливое, миролюбивое государство Ордусь (Орда плюс Русь), и убедительный (говорю как женщина) панегирик благородному многоженству, и многое другое. Именно в нанизывании хорошо измышленных подробностей на нить сюжета, а не в нащупывании самой этой нити и состоит приятность чтения. Собственно, автору нельзя предъявлять претензии в том, что детективная сторона его детективов слабовата, занимался он ею хоть и честно, но без души. И это понятно, все его силы брошены на лепку многочисленных и прихотливых подробностей выдуманной им реальности. Он бросает на этот участок работы даже те силы, без которых можно было бы обойтись.
Я имею в виду гекатомбы подробных, далеко не всегда смешных и питательных сносок. Сползая в песок этого петита, я почему-то всегда вспоминала байку моего школьного учителя по литературе, который всерьез утверждал, что Лев Толстой якобы специально оставил в тексте "Войны и мира" бесконечные французские диалоги, чтобы постоянно вызывать у читателя подсознательную ненависть ко всему галльскому.
Да, но мы же здесь об империализме рассуждаем. Выдуманная страна Зайчика, кто бы он ни был, по геополитическим формам напоминает сочиненное государство Крусанова, может быть, потому, что оба — питерцы. По содержанию, впрочем, эти невские выдумки отличаются друг от друга, как плюс от минуса.
3. А был ли план?
У москвича Михаила Попова подход к имперскому телу другой. Тут какое-то византийское иезуитство (да простят мне это чудовищное словосочетание). Попов не приращивает, он отсекает. И даже не отсекает, а неким мысленным лобзиком выпиливает из всем известного облика СССР новую, рационально уменьшенную, жизнеспособную государственную модель. Из отечества отчаявшегося — отечество чаемое.
Роман "План спасения СССР" обладает наиболее привычным обликом среди всех здесь рассматриваемых романов. Детектив. Все выполнено по благородным заветам миссис Кристи. Замкнутое пространство — подмосковная дача. Действие происходит в поселке под названием Перелыгино. Зачем тут надо было прятаться за булгаковскую вывеску? Написал бы прямо: Переделкино — ведь и так всем понятно.
В романе замкнутая система персонажей. Сидит на даче некий академик в сентябре 1990 года и составляет план спасения начинающего тонуть СССР. Академика находят мертвым. Подозревать можно всех, кто был на даче. Спасительный план якобы выкраден. Горбачев ждет академика с докладом. Во время следствия не только ищут убийцу, но и пытаются определить, в чем же этот гениальный план состоял.
В романе всего один труп. Тут надо автора похвалить, конечно же, однотрупный автор стоит в детективном цеху выше, чем кровавый мясник, истребляющий людей пачками.
Попов изо всех сил старается показать, что он сочиняет не просто развлекаловку. Язык пластичен настолько, насколько это и не нужно в рамках избранного жанра. Персонажи наделены индивидуальным, запоминающимся обликом. Пейзажи, диалоги, прямо какая-то литература. Но вместе с тем слишком заметно, что главная цель автора другая. Он хотел написать полемическую статью, порассуждать о геополитике, о вариантах имперской судьбы. Выбрал для этого непрямой путь. Но зря потратил силушку, постамент рассматривать интереснее, чем статую.