Наконец Марусин откинулся на спинку кресла. Окинул "духа" долгим взглядом. И под этим взглядом "дух" как-то съежился, сжался, опустил голову.
— А говорил — не предаст братьев по вере... — в голосе полковника Кудрявцеву почудилось снисходительное презрение. — Ладно! С этим — хорош! Пора перекурить и свежего воздуха глотнуть!
— Куда его? В "зиндан" или в яму? — спросил, поднимаясь из-за стола, комбриг.
— В "зиндан"! Подержи его еще пару дней. Поработайте с ним. Может быть, еще что-нибудь вспомнит…
Окончание следует
Александр Проханов НА ВЫСТАВКЕ КАРТИН (Посвящается Г. Животову)
Возьми колпак и ветхий посох,
Пусть путь тебе укажет Босх.
Остановись у вод на бреге,
Здесь рисовал картины Брейгель.
Оставь утехи, игры, ласки,
Будь строг и ясен, как Веласкес.
Не устыдись сумы и рубищ,
Стань бос и наг, как старый Рубенс.
Здесь непонятное, другое,
Здесь потерял рассудок Гойя.
Цветных лучей раскинув веер,
Холста коснулся Вермеер.
Лесов угрюмые бордюры,
На них взирает вещий Дюрер.
Тебя намочит русский дождик,
Ты странник, мученик, художник.
Татьяна Реброва ПЯТЫЙ ЛЕПЕСТОК
* * *
Я на исповеди рвану
Перед батюшкой воротник
С золотыми по синему льну
Одуванчиками — и в крик.
Я на пол сползу.
Я сроню слезу —
Словно бисером церковь выстелю
Уж за то одно, что себе в висок
Средь её икон я не выстрелю.
МИСТИКА
Пусть я проклят, но пусть
и я целую край той ризы,
в которую облекается Бог мой…
иду… вслед за чёртом.
Ф. Достоевский
Скажи, с какого бодуна,
Россия, если рождена
В тебе, то в этот миг постылый
Ещё невинная, как хилый
Пух с Серафимова крыла,
Уже я проклята с той силой,
С какой ты проклята была.
Вновь разворот. И вновь ни разу
На тормоза кто не нажал?
Россией кто уничтожал
Меня, как хлоркою заразу?
Кого в потёмках карауля,
Кто и когда нажал курок?
Но и тебе шальная пуля
России обожжёт висок…
И клюква брызнет на былинки —
Повадку скоморошью Рок
Не прячет — бубном о вериги!
Бери последний кус ковриги
И в ненасытные суглинки
Последнюю любовь… Молюсь
Я за карман, где фертом фиги.
Точнее? За святую Русь.
Я не ходила с веком в ровнях.
Я плакала по ней в часовнях —
Лишь кал и щебень у щеки,
Не Дух Святой, а сквозняки.
И волокли меня на дровнях,
И скидывали в рудники.
* * *
Отчаливший
С пробоиною бриг.
Отчаявшись,
Как царь,
мой миг не брит.
Свисти, Гаврош!
Последний грош на кон —
Последний грош
Раздёрнутых окон
В ночь, в космос, в глушь
Галактики и в па-
раллельные миры.
Гори, тропа,
Одна из лунных тропок в вещий день
Рожденья моего. В его сирень.
Её цветы — колода карт и Рок.
И вечный джокер — пятый лепесток!
АЗИАТСКОЕ ЭХО В КРОВИ
От боли не видя ни зги,
Писать, словно руны на воске:
Как эти глазницы узки,
Как скулы темны по-бесовски.
Как юн он! Спасибо твоим
Уловкам, о мой Мефистофель!
Смотри, как пригож этот профиль,
Окутанный в жертвенный дым
Сожжённых церквей…
Но святым,
Что после в гортанных молитвах дичали,
Придётся простить и восторг, и печали
Хазарских коней,
что, топча рубежи
Вселенной,
прабабку сквозь время промчали.
Да что же ещё тут, скажи,
Мне могут сплести о начале
Моей изумлённой души!
* * *
Мстить и мстить — это как чеку
У гранаты рвануть
в самой гуще
Претендентов на райские кущи —
Ни тебя, ни обидчика нет.
Дьявол смотрит на красный ранет
Молча. С недоуменьем.
А Бог
К безоружным спешит на порог
По колдобам неисповедимых дорог.
* * *
"Поэту неба и земли!" —
обращение к Богу в греческом
варианте текста "Символа Веры".
Я жалею Бога. Он — меня.
Так вот мы, жалеючи друг друга,
И сосуществуем.
И подпругу
Рваную не чиним у коня,
Что по фреске бродит,
как по лугу.
А на что починишь?
Ни гроша.
Словно ветер, по Руси душа
Свищет по кладбищам и оврагам,
Лжёт ему,
шальная,
в образа
И в мои безумные глаза.
Те слезятся. Эти мироточат.
А коня мы отдали бродягам. —
Дети там!
Они о нас пророчат.
* * *
Есть у меня в любой эпохе дом.
Дом прадеда, прапрадеда, дом предка.
Закуталась в туманах над прудом
В сиреневое кружево беседка.
Но кто это?
Чья нежная скула
У губ моих? Бунтуют зеркала —
Хоть врозь они, едино Зазеркалье.
И будущее с прошлым,
как вода,
Сейчас текут, стекаются сюда,
Где я над их седыми озерками
Брожу по кромке радужного льда.