В следующий раз я встретился с этим образом над страницами нашей газеты за чтением фрагментов "Дневника" С.Есина. Здесь он избавился от многих "тактических" просчетов, допущенных в ранних фрагментах (век живи — век учись). Действительно, научиться можно всему. Но в примерах он часто неправ.
"Какое снижение уровня, — восклицает он, узнав, что после смерти А.Ананьева журнал "Октябрь" возглавила Ирина Барметова, — в "Октябре" после Ананьева — Барметова, в "Новом мире" после С.П.Залыгина — А.Василевский, в "Дружбе народов" вместо С.Баруздина — А.Эбаноидзе".
Хотелось бы знать: пресловутый уровень в представлении С.Е. состоит в раскрученности имен или в умении делать конкретное дело? Да, у посредственного классика соцреализма известности было больше, чем у нынешнего главного редактора "Нового мира". Цепкости больше: руки того старца были украшены не только пигментными пятнами, соответствующими возрасту, но оснащены на редкость закаленными когтями.
В течение нескольких лет я обозреваю толстые журналы. Не был замечен ни к одному из них в личной симпатии. И это дает мне право утверждать, что именно после ухода С.Залыгина "Новый мир" стал обретать, пусть на безрыбье, реальное положение ведущего литературного журнала страны.
Между тем есть пример действительного "снижения", пример очевидный, когда Гр.Бакланов оставил "Знамя", а С.Чупринин уронил его прямо в грязь. Уж этот пример как нельзя кстати мог бы прийтись для пассажа С.Е., но он об этом даже не вспоминает. Ведь с Григорием Баклановым у него были когда-то негладкие отношения; что же касается С.Чупринина, то его пребывание в институте выгодно если не институту, то ректору: трогать нельзя.
Читая о войне таких авторов, как А.Бабченко, как В.Астафьев, легко поддаться эмоциям и решить, что они компрометируют великую тему. Но это ошибочный вывод, нельзя скомпрометировать жизнь и смерть, если они подлинные. Последний рассказ Василя Быкова, обнаруженный мною уже в процессе написания этих записок в "Дружбе народов" (2002, № 4), убеждает в этом. О В.Быкове говорить крайне трудно. Любые слова рядом с его поздним творчеством могут показаться ненужными, глупыми.
Можно с восхищением сказать, что его рассказ "Короткая песня" являет пример художественного совершенства, но как восхищаться тем, что для самого автора перестает быть значимым? Ни одно из произведений в его новейшей прозе не является в этом смысле столь показательным. Вот сюжет, точно и четко обрисованный в начале, с прекрасным развитием, с последующей, если так можно выразиться, кульминационной вспышкой... Может быть, во всем этом есть нечто вымышленное, но все это в психологическом отношении правдиво, подлинно, как вымышленно и правдиво все лучшее в мировой литературе.
Что же, "над вымыслом слезами обольюсь"? Когда самое сложное удалось, обычно ждешь от автора еще нескольких штрихов, уже скорее формальных. Но В.Быков чуток, он знает о грозящей опасности: произведение, выдержанное как художественно совершенное, это уже факт "искусства". И с последующих страниц будет изгнан даже намек на любую художественную гармонию. В жизни нет гармонии, значит, непростительна она и в литературе. Василь Быков жертвует тем, о чем другие, в том числе и герои моих заметок, только мечтают во сне. (Или мечтали.) Все последующие страницы рассказа в литературном отношении бессмысленны, неуместны — как бессмысленна, страшна, неуместна сама жизнь.
Но странно: я оставил этот рассказ на столе раскрытым, и мерзкий гриб больше не посещает меня.
Ирина Денежкина «ДАЙ МНЕ»
-Ты что будешь? Кофе?
Ляпа стоял посреди комнаты голый по пояс, растерянный и потный. Из-под штанов торчали трусы. Я хотела сказать "тебя", но предполагала, что за этим последует ещё большая его растерянность и он просто прирастёт к месту. А я что буду делать?
— Кофе? Или чай?
— Кофе, кофе…
Я села за стол, подперев голову руками. Волосы Ляпы торчат, завинченные в иголки, как у ежа. В ухе два серебряных кольца, большой нос, глаза круглые, как у щенка. И весь как щенок: кипишит, прыгает, мягкий, гибкий, как говорит моя подруга Волкова, охота потискать. Ляпа красивый. Его мечта: вот он идёт по улице, к нему бросаются девушки и с криками "Ляпа! Ляпа!" берут в рот. Ляпа играет панк-рок и хочет прославиться. Ещё он хочет, чтобы я тут не сидела, как истукан, и не смущала его. Или не хочет. В этом плане его душа для меня — потёмки.