Мы кричим тебе в гневе: ты — горе,
Желчь позора, бессилие слёз
Тибрских пойм, Византийского моря,
Нищих северных русских берёз.
Но горишь ты в огне обновленья,
От разрухи не пряча лица,
Словно первенец дикий творенья,
Не отпавший от воли Творца.
***
Брось на холст лесов мазки развалин —
Хутор, вросший в сорную траву.
Здравствуй, мастерская русских далей
С вечной перспективой в синеву!
Я стою, лишившись дара речи,
И звенит кукушкой в туче хвой,
Растворяясь в небе новой встречи,
Добрый гений Родины больной.
Громок гомон вымокших растений.
Вновь, входя в крутую вышину,
В красных соснах солнце множит тени,
Возвращая миру глубину.
Лес гудит в столбах косого света,
Мхи и гнёзда помня наизусть,
И прядёт из птичьих трелей лето
Горизонт во всю Святую Русь.
И легко у Бога на кулижках
Всех простить, забывши обо всём,
И опять за будущим вприпрыжку
Побежать, как дети за дождём.
А потом — в огне любви высокой,
По стволам взметнув блаженный взгляд,
С Родиной, забытою до срока,
Хохотать и плакать невпопад.
Древний стон гортанного напева.
Хвойный, прелый терем бытия.
Чудь лесная — птица или дева —
Нам кукует вёсны в три ручья.
ЗАБЫТОЕ ИМЯ
Расстреляли тебя — и забыли
В хвойной мгле, посредине тайги.
Закружили снега, заглушили
Конвоиров глухие шаги.
И волчица полярная выла,
И Полярная пела звезда
Над твоей ледяною могилой,
Безымянной уже навсегда.
Лишь сосна с арестантской котомкой,
Сбив на плечи морозный свой плат,
Называла тебя Незнакомкой,
Что-то вспомнив сквозь годы утрат.
И плыла под Полярной звездою,
Разметавшись на север и юг,
Арестантской тайгой ледяною
Русь в сиянии света и вьюг.
И шумели столетние кедры
Над крестами безвестных могил,
И светились запретные недра
Нерастраченным золотом жил.
В те года по медвежьим распадкам
Постреляли немало невест.
Но, в согласьи с земным распорядком,
Так же — пели и пили окрест.
Так же — тлели глаза обречённых
Гнить до смерти в ГУЛАГовской мгле.
Так же — гнали в тайгу заключённых
По замёрзшей от горя земле.
Но слыхали и выси, и недра
Рёв, пугающий каждую плоть:
То медведем выламывал кедры
И стонал твоё Имя Господь.
И светилось то Имя средь ночи,
Поборовши и тленье, и страх,
Как всемирной Любви средоточье,
Как снежинка на Божьих устах.
СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
Когда замрёт широкий шум движенья
И сосны выпьют купол синевы,
Подвинет солнце медленные тени
На циферблате луга и травы.
Тогда в глазах звенящей веру птицы
Зажгутся солнцем замыслы твои,
И ты увидишь, как вокруг творится
Торжественная живопись земли.
А солнца шар — над шаром крон парящий,
От тёмной хвои оторвёт свой взгляд,
И колокольчик забормочет в чаще,
И тени лет, дрожа, скользнут назад.
Тогда — войди в плывущий мрак растений,
Нырни в глубины тени, слейся с ней,
И твёрдо знай: от боли изменений
Свободен мир играющих теней.
И ты увидишь времени лагуны —
Затоны в ряске, в соснах берега.
И крикнет голос, солнечный и юный,