Первая его книга, "Боги Пеганы" была опубликована в 1905 году. Это был сборник коротких историй о богах неведомого острова Пеганы, затерявшегося в Средиземном море. Дансейни записывал мифы о начале и конце, судьбе и случае, о поисках знания. Его мифы недосказаны, необъяснимы, как любые истинные мифы (это относится и к публикуемому нами рассказу, содержащему миф о двух градах. Причем августиновская трактовка здесь вовсе не обязательна). Как писал Гастон Башляр, чтобы событие сохранило свои мифические ценности, оно должно быть кратким. К тому же неуклюжесть и топорность изображения персонажей свидетельствует не об ироническом взгляде на древнего героя, но о его космическом могуществе. Мифологическим персонажам довольно одной или нескольких очевидных черт или функций: как космическому барабанщику Скарлу достаточно лишь барабанить, пока стоит мир, так и герою "Города Никогда" суждено лишь достичь своего первого града, только этим он важен и интересен для первого прочтения рассказа. В мифе мир дробится на функции, которые должны рассматриваться и услаждать читателя сами по себе.
До Первой мировой войны Дансейни издал еще несколько книг рассказов. В эти годы частыми гостями в замке Дансейни и в английском поместье писателя были У.Б. Йейтс, Р. Киплинг, Дж. Стивенс, леди Грегори. Йейтс был автором предисловия к книге фантастической прозы Дансейни и предложил ему написать пьесу для знаменитого Театра Аббатства в Дублине. С началом войны Дансейни уходит в армию, участвует в военных действиях в окопах на континенте, но ранен был только во время событий 1916 года в Дублине. Все военное время он продолжает писать, грезя об иных мирах в поисках убежища из "мира крови, грязи и хаки". Первая мировая для Европы была катастрофическим потрясением, неудивительно, что пессимистические и эсхатологические мотивы, равно как и мотивы эскапистские утвердились в европейской литературе именно в это время. Ощущение конца мира было слишком реальным, чтобы в него не верить. И хотя у многих впереди были ужасы национальных и социальных революций, Второй мировой, но катастрофа Великой войны определила жизнь и воззрения многих.
В межвоенный период Дансейни много пишет, читает лекции в Европе и Соединенных Штатах. Выходят "Дон Родригес", "Благословение Пана", "Рассказы трех полушарий" и другие книги прозы и публицистики. Перед Второй мировой недолгое время он занимал кафедру Байроновского профессора английского языка в Афинах, пока не был вынужден эвакуироваться. Во время Второй мировой Эдвард Дансейни, несмотря на возраст, был на военной службе в британских силах внутренней самообороны. Последние годы он провел в своем замке в Дансейни и умер в Дублине 25 октября 1957 года.
Когда я думал, каким же рассказом или сказкой представить лорда Дансейни читателю, передо мной стоял сложный выбор: остановиться на его мистическом реализме, таком актуальном сейчас для русской литературы, или взять умозрительную феерическую притчу о богах и героях? Скорее я выбрал второе, и вряд ли я выбрал лучший или самый характерный для Дансейни рассказ. Но в нем просматривается то удивительное, чем лорд Дансейни отличается от других авторов. Это нечто можно назвать — "несбывшееся". То самое "несбывшееся", которое знал и понимал у нас в России, пожалуй, только Александр Грин. Без "несбывшегося" теряется весь смысл волшебных притч Дансейни из "Книги чудес" (1912): истории Города Никогда, истории слез королевы или истории сокровищ Гиббелинов. Точнее, тогда мифы из этой книги остались бы простыми притчами. Несбывшееся не может сбыться, проявиться в книге, написанной в нашем мире и читаемой простым смертным читателем. Несбывшееся неизбежно сбывается в идеальной книге, книге, которую нам только суждено прочесть. Горечь Дансейни иронична вовсе не из-за особо тонкого аристократического цинизма автора, а из-за его знания и прозрения ситуации, когда несбывшееся сбудется, а настоящие книги будут раскрыты. И если я задаюсь пустым и прагматичным вопросом, поднятым англоязычной критикой, — что из Дансейни стоит читать? — я отвечаю: все!
Материал подготовлен Владимиром Марочкиным TELENN GWAD - ПЯДЬ ЗА ПЯДЬЮ ИЗ ЛАП ХАОСА...
Начало нового века в столице ознаменовано настоящим бумом популярности групп, исполняющих так называемую кельтскую музыку. Они проводят свои фестивали, имеют широкую и достаточно устойчивую аудиторию, впрочем, такая ситуация сложилась и во всем европейском мире. Что это? Случайный изгиб моды, который отцветет и опадет? Или же новое время магическим рашпилем сдирает позднейшие культурные напластования, возвращая нас к архаичному миру, к корням, к истокам? Чтобы получить ответы на волнующие меня истоки, я обратился к музыкантам популярной кельтской группы TELENN GWAD. Мы договорились встретиться однажды вечером в клубе "Вермель", ведь именно этот клуб занимается популяризацией кельтского музыкального движения.
...Когда я пришел, флейтист TELENN GWAD Павел МАРКЕЛОВ был уже там, и это естественно — ведь ему ехать дальше всех, из Орехова-Зуева. Павел пожаловался: пробыв час в центре Москвы, он уже задыхается от городской пыли и грязи...
Павел Маркелов окончил Гнесинское училище, а с 1988 года, как вернулся из армии, звонарь на колокольне старообрядческого Покровского собора в Рогожской слободе. Записал два альбома с авторским колокольным звоном, первый из них уже вышел в свет. Будет записан и третий альбом, который составит с первыми двумя один большой проект "Большой Покровский кафедральный звон". Павел также автор книги стихов "Мистерия листвы".
— Павел, что происходит на свете? Этот бум кельтской музыки, который у нас в стране сейчас наблюдается, просто фантастичен. Но почему у нее сегодня такая огромная популярность? Что собой представляет кельтская музыка в контексте русской культуры? И каким образом могут пересекаться кельтская музыка и храм в Рогожской слободе? Да, я знаю, что есть такая теория, будто они и мы — одних корней.
Павел: Мы видим, мы слышим, мы наблюдаем соприкосновение двух культур, но, если глубже посмотреть, то это все из одного корня! Соприкасаются лишь ветки, кроны деревьев. Но они все из одного корня. Это как бы грибная нить, она необрывна! И поэтому перед нами стояла задача по-новому услышать бретонскую музыку и органично вплести ее в вязь европейского симфонического мышления. Это не пустяки. Мы все — профессиональные музыканты, и поэтому нам было интересно посмотреть на бретонскую музыку с точки зрения европейского симфонического музыкального мышления. И то, что получилось, напоминает фрески, что-то расплывчатое, то, что пишется по влажной поверхности, очень легкое. Это просто славянская вязь.