Дух блуда подпитывается, как известно из "Добротолюбия", духом чревоугодия. Но это, может, у греческих монахов. Здесь же он подпитывается всем подряд. Безбожное атеистическое общество возвело последнее занятие, где еще может появиться отблеск божественного, — в культ. И, уж надо думать, всеми силами постаралось заработать на этом елико возможно больше. На выходе же получилось смраднейшее из социальных явлений Европы — секс-индустрия. Показательно, что развита она так именно здесь. В странах, где сексуальность не обязательно извращена до предела, — взять хоть бы Латинскую Америку — на секс-игрушках, журналах с детишками и всем прочим срамом, чего и упоминать-то ни к чему, — денег так просто не сделаешь. Лишь среди светочей гуманизма так отвратно процветает прелюбодейство. Европа пытается наследовать Древней Греции — так вот с сексом получается хуже всего, вместо полнокровной радости эта индустрия несет в себе ощущение чего-то совсем нездорового, отталкивающего и гнусавого. Хуже всего — в Швейцарии. В Швейцарии вообще хуже всего. Секс-шопы тут даже на бензоколонках — до какой же степени должны дойти проблемы с сексом у нации? Понятно, почему "Пианистка" получила приз в Каннах; если для российской аудитории потуги Ханеке — ерунда и дешевка, то на родине режиссера — острая социальная проблема.
Дети с накрашенными губами — на рекламе, в обнимку с негодяями — на улицах. Печальные старушки в красных витринах. Цюрих переполнен публичными домами и пип-шоу, секс-шопами и не афиширующими себя клубами. Не оставляет чувство, что город населяют лишь лица со сложными сексуальными патологиями. Банковский бизнес, без всякого сомнения, способствует расцвету всех пороков — недаром Цюрих много лет не расстается со статусом героиновой столицы Европы. Нет ничего удивительного и в том, что туда издавна стягивались вурдалаки всех мастей. Город состоит из двух частей: банковского центра и эмигрантского гетто. Атмосфера банковского центра весьма тягостна и гнетуща, примерно как на заброшенном кладбище, что стоит на дурном болоте. Все кафе закрыты в 5 вечера, негде купить даже банку кока-колы. Из магазинов — антикварные и ювелирные, по несколько на каждой улице, тоже закрыты, Другая часть ничем не лучше: это ободранные кварталы, где бродят эмигранты неописуемого вида. Даже милиционеры, работающие на площади трех вокзалов в Москве, за всю жизнь не видали ничего подобного. Подонки, опустившиеся до запредельного уровня, почти цирковые уроды, заполняют узкие улицы гетто.
В Германии (Франкфурте и особенно Гамбурге) тоже полно публичных домов, пип-шоу и тому подобных заведений. Никакой респектабельности в этом бизнесе нет — во всяком случае, в его уличном варианте. Тут обязательно эмигранты-убийцы, героин и джанки-наркоманы. Находиться в этих кварталах не просто невыносимо, но и опасно — криминальные личности так и шастают.
Более или менее прилично, если можно так говорить, в Амстердаме, где к разнообразному греху слишком давно притерпелись. Справедливость некая видится в том, что насладиться прелюбодейством толком не удастся нигде. Секс-шопы вообще сильно напоминают камеры пыток — ремни, крючья. Каких таких демонов изгоняют друг из друга выродившиеся наследники инквизиторов? Девушки, ради которых существует весь балаган, — это в большинстве своем расплывшиеся негритянки за 50. А могло ли быть иначе? Может, дети и получше попадаются, но еще и это выяснять уже никакой возможности нет.
Третий демон — сребролюбие.
Показательно, что если в России и дальше на восток жадность вызывает презрение и осуждение, совсем другой расклад в оплоте гуманизма. Миллионер (а россиянам трудно даже представить себе, насколько богаты наудачу взятые европейцы — ведь социальные пособия не брезгуют получать и обладатели солидных состояний), который торгуется из-за двух центов и убивается неделями из-за потери десяти евро, вызывает уважение. И зависть: ах, нам бы так экономить, так нет же, вот не далее как вчера банку джема купили в дорогом супермаркете!
Ибо деньги — это альфа и омега западного общества. Жадность — это не порок здесь, и даже не просто свойство национального характера. Жадность — это некий мистический элемент, на котором держится вся Европа и весь гуманизм (под гуманизмом условимся понимать уничтожение всех ценностей, не совпадающих с европейскими). Поэтому и описать этот элемент трудно. Но можно не сомневаться: все, что говорится о Европе, — в какой-то степени говорится о жадности.
Бес сребролюбия, почитавшийся на священном Афоне слабейшим и глупейшим из всех восьми, вгрызся в беззащитные сознания европейцев с поистине дьявольской яростью. Никто не держит собак — дорого. Если и держат, только самых маленьких. Миллионеры сдают половину своих особняков и бутылки. В долг попросить... ну, увидите европейца, просто попросите у него в долг, чего объяснять. В гости ходить не принято. Потому что гости могут непонятно сколько сожрать, а еда денег стоит. Поэтому и встречаются в кафе, где каждый платит за себя. Никто уже не контролирует себя, если речь идет о расходах, превышающих 30 евро (мы округляем, для Германии раньше этот порог составлял 50 марок). Попробуйте в гостях рассеянно ухватить яблоко — вам ровным голосом напомнят, что вы его не покупали. Предложат чаю — на донышке чашки. Но больше ничего, никогда. Это касается не только случайных знакомых, но и кровных родственников. Слово "гостеприимство", кажется, в романо-германских языках становится архаичным и выходит из употребления. Интересно, что судорожно и истово экономятся ничтожные для западных зарплат суммы, порядка 10 копеек в соотношении с нашими доходами. Все дорогие машины остались в Москве: тут ездят на стареньких колымагах, про которые, однако, достоверно известно, что они потребляют меньше бензина. На автобанах мало кто несется с разрешенной неограниченной скоростью, разве что русские эмигранты. Да будет вам известно, на скорости больше 110 километров в час расход бензина сильно возрастает. В начале 2002 года в Европе зафиксирована инфляция, неслыханная с 1949 года. Причина: все округлили цены, бывшие в местной валюте, до евро, и никто не округлил в меньшую сторону.