А вот у Евгения Нефёдова (это о нем говорю я сейчас), тоже в прошлом рабочего и тоже донбассовца, такой метафорой является все стихотворение, воспроизведенное тут мною целиком. А поэты-то они разные. Роднит их разве что упругая мускулатура слова, на которую опирается, как на самый надежный посох, рука не просто рабочего человека, а именно горняка, уверенного в несомненной необходимости своей профессии для каждого из нас в отдельности и для всех сразу. Об этом Евгений Нефёдов заявляет прямо и решительно, с гордым сознанием неоспоримой праведности. Вспоминая, похоже, легендарное стахановское время, он говорит:
Когда шахтер выходит на гора,
И у него победа за плечами,
Товарищи средь шахтного двора
Его цветами радостно встречают.
Такой обычай: уголь и цветы, говорит нам поэт, и далее философски, по глубинным законам жизни, утверждает:
По ним исходит от сердец и рук
Тепла, и света доброе свеченье.
Цветы и уголь, как любовь и труд,
Равны в своем высоком назначенье.
Я беру эти строчки и строфы из объемистой книги, вышедшей не так давно в издательстве "Информпечать", куда помещены стихи и поэмы разных лет. Евгений Нефёдов назвал ее, книгу эту, "Свет впереди". Назвал так, казалось бы, в пору беспросветную, когда в страну-победительницу, сокрушившую фашистское Идолище Поганое, в страну, ставшую по праву сверхдержавой, вторглись бесовские силы, когда — где ж он свет, где он видится поэту, который сам с невыносимо тяжкой болью в сердце вопрошает:
Быть или не быть?
Ужель вдали
Новый Гамлет после нас отыщет
Только черепа на пепелище
Ставшей головешкою земли?
Вопросы, вопросы, один страшнее другого, ставит поэт перед собой, перед нами всеми, перед нашей страной, перед Отечеством нашим, спасенным, казалось бы, навеки, в страшной войне:
Быть или не быть?
Моя земля!
Помоги истории ответить:
Будет третье из тысячелетий
Или все
начнется от нуля?
Молчит земля, не торопится с ответом и она на гамлетовский вопрос. А может, попытаться найти ответ у главной героини книги, коей безусловно является лирика. Она ведь не случайно царствует на её страницах, теплою волной вливается в душу сразу же после особенно тягостных моментов, названных, обозначенных самим же автором, вот таких, например:
На отстрел отныне нет запрета!
Лупит шквал свинцового дождя,
Не щадя солдата и поэта,
И саму Россию не щадя.
Сыто усмехаются с прищуром
"Нового порядка" господа.
Пуля-дура, ты и вправду — дура!
Попадаешь, дура,
Не туда.
Поэт-лирик по складу души своей, он как бы вдруг спохватывается и вспоминает, что он еще и боец, и тогда в стихах его, особенно написанных в последнее время, звучат не тонкие струны виолончели, а металл. Имея в виду тех, кто принес на землю нашу новые несчастья, поэт говорит:
Все начиналось милой болтовней
Про общечеловеческие ценности,
Продолжилось парадом суверенности,
А кончилось пожаром и резней.
...Но видит Бог —встает страна огромная
И в руки кол, прозревшая, берет!
Ты не умрешь, Отечество отцов.
Как не уйдут от нас твои губители —
В любой одежде и в любой обители
Мы их запомним. Каждого. В лицо.
Поэт знает, что вызволение России из беды будет долгим и трудным, что оно потребует неимоверных усилий нескольких сменяющих друг друга поколений, и потому-то под конец книги приходят мысли о внуке — как продолжении жизни и нашей, и всех, кто придет вслед за нами. Стихотворение так и названо: "Внук". Тут, как это часто бывает у Евгения Нефёдова, публицистика выступает в обнимку с лирикой. Мне хочется, чтобы читающий эти мои заметки, увидел стихотворение полностью.
Итак — "Внук":
Отпуск — не у моря, не в лесу,
Не на даче, не в гостях у друга:
Вахту непривычную несу —
Нянчу внука.
Вроде только нянчили детей.
Не прошли как будто и полкруга,
Но несется время без затей —
Нянчу внука.
Он родился в дальнем далеке,
Я к нему сорвался налегке,
Чтобы кроха на моей руке
Разместился, словно в гамаке.
Как же непоседлив, егоза!
На лице то радость, то слеза,
Но глядят доверчиво глаза
В окна, где и птицы, и гроза...
Не беда пока, что ничего
Знать не знает это существо,
Дед и внук — недальнее родство,
Дайте время — только и всего.
Объясню ему, что сам пойму
На земле от севера до юга,
А еще добавлю, почему
Нянчу внука.
Всем назначен крестный путь страстей,
Но чтоб жизнь продолжилась, Андрюха,—
Все пройдя и вырастив детей,
Нянчи внука!
А заодно, добавлю я уже от себя: люби Россию, как любишь ты отца и мать, Андрюха! На этом я и закончил бы свое коротенькое слово о полюбившемся мне поэте Евгении Нефёдове, хотя он, конечно, заслуживает гораздо большего.
Александр Михайлов ДОРОГА К ХРАМУ
Прочитал в журнале "Подъём" (№ 2-3, 2002) повесть Ивана Евсеенко "Паломник". Её герой, мой ровесник, солдат великой войны, на исходе жизни совершает паломничество в Киево-Печерскую лавру. Подвигнуло на это его, человека не крепкого в вере, видение на Страстной неделе: седой старик в белых одеждах, явившийся то ли во сне, то ли въяве, и прямо указавший: "Надо тебе идти в Киев, в Печерскую лавру и хорошо там помолиться".