Максим Свириденков ФЕВРАЛЬ (Авторская версия)
I
Февраль - страшный месяц. В морозном воздухе пахнет кровью и апельсинами. Хотя какие к чёрту в России апельсины! Звон от чьего-то разбившегося сердца летит в высоту, туда, где больше всего мороза. Ангелы примерзают крыльями к небу. Ангел-хранитель никому не сможет помочь. А под небом стеклянный воздух с трещинками снежинок.
А в небе звёзды. Ночь. И времени семнадцать минут третьего. Косте в тысяча первый раз почудилось, что вокруг него только ночь и война, что в мире не осталось больше ничего кроме войны. И в тысяча первый раз он проснулся с тревожным чувством, что завтра его убьют, а вокруг будет всё та же проклятая земля Ичкерии.
Часы тикали громко-громко. Костя сбрасывал с себя остатки кошмарного сна и понимал, что война для него окончилась, а Чечня осталась лишь наболевшими воспоминаниями, недавней, ещё кровоточащей раной.
Кровоточащей раной, потому что прошло всего несколько месяцев. Картины войны ещё приходили во снах и бередили мозги. Но теперь Костя просыпался в мирном российском городе неподалёку от Москвы. И был 1996-й год. И в Чечне по-прежнему шла война.
Костя встал с кровати. Подошёл к окну. Он почувствовал, как едва уловимо пахло апельсином. "Откуда этот запах?" - подумал Костя и тут же вспомнил, что на стоявшем в комнате письменном столе валялось несколько не убранных с вечера апельсиновых корок. От апельсинового запаха было тоскливо.
Костя подошёл к подоконнику. На подоконнике лежала пачка сигарет и спичечный коробок. Достав сигарету и быстро затянувшись, Костя посмотрел на окно.
На стёклах окна было что-то нарисовано морозом. Костя не мог понять, что именно. Он затянулся ещё раз. Никотин больше не успокаивал мозги. Но его привкус во рту и запах в комнате - от всего этого почему-то становилось немного легче. Костя сбил с сигареты тонкую полоску пепла, успевшего нагореть после двух затяжек, в пепельницу, которая также стояла на подоконнике.
Кроме тиканья часов, Косте было слышно, как через стенку ворочалась во сне мать и слегка похрапывал отец. А за другой стеной тихо спала сестрёнка-одиннадцатиклассница.
"Хорошо спит, как ангел, красавица наша", - подумал Костя.
Сестрёнку он любил. Когда она была совсем маленькой, то даже играл с ней в куклы, чтобы не ревела, хотя сам кукол терпеть не мог. Когда сестрёнка повзрослела и стала прихорашиваться, красить губы помадой, Костя не уставал поддевать её, говоря, что такой уродине вряд ли что-либо поможет выглядеть лучше. Впрочем, при таких Костиных словах сестрёнка хохотала вместе с ним, ведь оба они знали, что она просто красавица. Костя даже подсознательно завидовал её кавалерам, хотя у самого девушка была далеко не из дурнушек. Но когда Костя в армию попал, понял вдруг, что ему совершенно безразлична стала девушка его. А может, и до этого была безразлична, просто надо было ж с кем-то встречаться до того, как найдёшь ту, что заменит тебе все моря и пальмы. А вот по сестре, матери и отцу Костя очень скучал. И всё оказалось правильно. Девушка нашла другого. А родные, наоборот, никак не могли дождаться Костиного возвращения.
Затянувшись в третий раз, Костя снова посмотрел на окно. Жутко, когда на стёклах морозные узоры напоминают лица. Никогда не знаешь, кто это и зачем они смотрят в твоё окно. Но в этот раз Костя вдруг угадал, чьи молящие о помощи глаза застыли в ледяном узоре. Мороз нарисовал пожилые глаза матери лучшего Костиного друга Витька.
"А может, и не в морозе дело, - сказал себе Костя. - Ты ведь знаешь этот прикол, когда психиатр рисует пятно любой формы и просит пациента сказать, на что оно похоже. А пациент, конечно, угадывает в пятне что-нибудь близкое к тому, о чём думает в данный момент. Так психиатры узнают чужие мысли. Так ты узнал, о чём думаешь сам и в чём боишься себе признаться, поскольку ничего не можешь изменить... Боже, скверно-то всё как в твоём мире", - Костя докурил сигарету почти до фильтра и тут же прикурил от неё вторую.
Косте сейчас было тяжело, как никому. Он опять посмотрел на окно и опять разглядел в примёрзшей к стеклу воде глаза матери своего друга Витька.
Этот Витек - он ведь не просто лучший друг был, какие бывают лучшие друзья в мирной жизни. Витек однажды Костю из-под обстрела вытащил. А не вытащил бы, так не курить бы Косте сейчас у окна. Настоящий был друг. Они одногодки, вместе в армию пошли, оба попали в Чечню. Только Витек вернулся домой на четыре месяца раньше, чем Костя, и вернулся "в цинке".
Так получилось, что пацанёнок чеченский лет семи-восьми подошёл к блокпосту и протянул Витьку чеку от гранаты, а сама граната была у пацанёнка в кармане.
Кости тогда там не было. А если б и был, то что он мог сделать? Разве только взорваться вместе со всеми. Но Костя не хотел это понять, продолжал себя винить. Закурил третью. Воздух в комнате становился тяжёлым. Уже не пахло апельсинами, только сигаретным дымом. От окна, хоть оно и было плотно закрытым, веяло холодом. Костя не замечал всего этого, но задыхался от наболевших и нелёгких мыслей:
"Да, пусть даже тогда ты ничего не мог сделать для Витюхи. Это страшно, но там хоть была война. А теперь в мирном городе, теперь-то ты должен помочь Витьку. Ведь в таком деле нельзя не помочь, а ты опять ничего не можешь".
Всё было безумно и страшно, как могло быть только в новой России. Чуть больше семи недель назад невдалеке от могилы Витька похоронили криминального авторитета Наровского. Этот самый Наровский держал под своим контролем все городские рынки. Убили его прямо в подъезде собственного дома. По слухам, это армянская группировка пыталась власть захватить. Действовали кавказцы жестоко и быстро. Только тридцатилетний сын Наровского оказался ещё быстрее и жёстче. Многих молодых и накаченных похоронил в те дни город. Больше всего гробов досталось армянским браткам.